На Исторической сцене Большого театра состоялась необычная, но очень долгожданная премьера балета «Жизель» в редакции Алексея Ратманского. Казалось бы, зачем главному театру страны, где уже много лет с успехом идёт постановка Григоровича, а недавно была и редакция Васильева, ещё одна версия? Но именно приглашение Ратманского вызвало небывалый интерес, потому что хореограф уже давно вышел за рамки работы постановщика, а является своеобразным историком-реконструктором. Постановочный процесс для Алексея Осиповича – это огромная кропотливая работа по разбору архивов, расшифровкам старинных записей и партитур, попытках узнать и воссоздать первоначальную задумку авторов.

История этого балета насчитывает более 178 лет, поэтому вполне закономерно, что до нас дошли уже значительно пересмотренные, дополненные, редактированные версии, многие из которых являются истинными шедеврами. За основу своей работы Ратманский взял петербургскую версию Николая Сергеева, поставленную в 1924 для Ольги Спесивцевой, где подробно описан хореографический текст, и французскую версию, записанную Анри Жюстаманом, где содержится подробное описание мизансцен. Опираясь на эти записи, хореограф попытался «встряхнуть» привычную нам всем Жизель и напомнить ей о том, с чего все начиналось.

В результате проделанной работы получился, с одной стороны, невероятно свежий балет в силу непривычности сюжета и манеры исполнения, а с другой стороны – трепетная реконструкция, которая смотрится так нежно и меланхолично, что невольно чувствуешь себя телепортированным машиной времени как минимум в Петербург начала ХХ века.

Вполне логично, что второй акт балета, который каждый раз немного видоизменялся в зависимости от желаний и талантов той или иной исполняющей его примы, со временем потерял не только первоначальный темп и строй, но и некоторые сюжетные моменты, необходимые для целостного восприятия действия.

На встрече, состоявшейся накануне премьеры в музее Бахрушина, А. Ратманский назвал свою Жизель девушкой непокорной и немного бунтаркой, поэтому сразу стало понятно, что реализма в новом балете будет больше, чем привычного романтизма – даже факт знакомства юной крестьянской девушки с переодетым в простое платье графом до момента, с которого начинается повествование для зрителя, у Ратманского воспринимается как данность – никаких больше намеков. В этой версии все предельно понятно и объяснимо: с помощью монолога Берты, матери Жизели (под прекрасную часть партитуры, которую активно использовал Акрам Хан в своём нашумевшем балете, покорившем Москву летом), с помощью пантомимы (роль которой в классическом балете очень важна, но в России традиционно недооценена), с помощью фуги вилисс, никогда раньше не виденной нами, с помощью детальной проработки финальной сцены мы можем насладиться цельным художественным произведением, в котором «понятность» сюжета не отвлекает зрителя от наслаждения хореографическим текстом и потрясающим темпом, взятым и нерастерянным на протяжении обоих актов.

Жизель – Ольга Смирнова.
Граф Альберт – Артемий Беляков.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр

В этой новой «Жизели» нет ничего кардинального и радикального, но она стала совсем другой во всем: в раскрытии характеров героев, в их движениях, даже в освещении, которое превращает царство вилисс во втором акте в картину Дега.

Безусловно, немаловажную роль в успехе новой постановки сыграли великолепные артисты Большого театра. Пожалуй, редкий случай в истории театра, когда все три состава премьерного каста заведомо кажутся удачными и не вызывают ни у кого массовых возмущений, как это нередко бывает с репертуарными спектаклями в последнее время. В первом составе виртуозную технику показали Ольга Смирнова и Артемий Беляков, которые еще недавно на весь мир продемонстрировали образцовую академическую «выучку» в трансляции балета «Раймонда». Жизель Смирновой, действительно, показала свой характер на сцене, доказав, что простая крестьянская девушка была одержима танцем, причем танцем безусильным, игривым, но при этом совершенно каноническим. Беляков с поставленной хореографом задачей справился превосходно, во втором акте, когда, казалось бы, упасть должен не граф Альберт, как того требует сюжет, а сам Артемий, он продолжает высекать технически точные заковыристые па. Ни в чем не уступили главным героям и остальные исполнители, но особенно стоит выделить Ангелину Влашинец, создавшую образ совершенно бестелесной, парящей Мирты, которая заправляла всем «праздником» в лесу, бесшумно перемещаясь по сцене.

Мирта – Ангелина Влашинец.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр

Анна Антропова, являющаяся большим мастером характерного танца, как раз и «говорила» от лица матери Жизели Берты, увлекая зрителя в неведанные ранее грани сюжета балета. Исполнение и рисунок танца у Ратманского так прекрасен, что даже вечный камень преткновения – крестьянское па-де-де прозвучало ярко и эффектно, с одной стороны, благодаря очищенной от ненужных нагромождений хореографии, а с другой – благодаря точному исполнению Дарьи Хохловой и Алексея Путинцева.

Крестьянское па де де.
Дарья Хохлова, Алексей Путинцев.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр

Все новое традиционно вызывает непонимание, иногда восторг, а иногда неприятие. Но в какой бы категории не оказался зритель, он непременно найдёт что-то своё прекрасное в той Жизели, историю которой рассказал Алексей Ратманский.

Текст Татьяна Поротова