Давай начнем с главного: кто такой Сергей Карабань сегодня? Что для тебя самое важное в жизни и профессии в настоящий момент?

Знаешь, я недавно освоил навык написания CV (резюме, – прим. редактора). Было непросто, но важно сформулировать – оказалось, что я достаточно многое умею. Когда мы учились на курсе, наш мастер, да и вообще все педагоги делали акцент на актерской универсальности. Профессия исполнительская этого по сути не требует, но нам дали многое, «расширили взгляд». Мы пробовали самый разный театр, пробовали режиссировать. Сейчас я могу про себя сказать: я актер, я режиссер, я педагог (вот уже 7 лет Сергей преподает «мастерство актера» в Школе-студии МХАТ на курсе Брусникина, а сейчас Брусникиной и Щедринаа – прим. редактора). Для меня это равнозначные вещи. Пока я нахожу для себя интерес в каждом занятии. Например, я еще учась хотел заниматься режиссурой. И когда Дмитрий Владимирович позвал меня преподавать, свой режиссерский интерес я стал реализовывать в студенческих этюдах с учениками. Но это что касается профессии. А так: я муж, владелец собаки и надеюсь, неплохой человек. Всего по чуть-чуть.

А кем ты хотел быть в детстве?

Моряком, как дедушка, служивший на флоте, который много рассказывал о плаваниях. Но потом я осознал, что в Беларуси нет выхода к морю и расстался с этой идеей. Мама отдала меня в театральную студию, чтобы я был занят вечерами после школы. И так и получилось, что я выбрал профессию артиста.

Почему выбор пал на Москву и Школу-студию?

Я был уже взрослым – 22 года, был опыт и понимание, что хочу делать. Мог заниматься театром и в Беларуси, но знакомые посоветовали поехать попробоваться в Москву.

Мы заговорили с тобой о CV, то давай представим себе собеседование и стандартный вопрос: какие у тебя цели? Как ты видишь себя через какое-то время? Или ты живешь в моменте?

Знаешь, именно сейчас я не формулирую для себя никакие цели. Очень сильно работает контекст и сложно заглядывать в будущее. Потому что много неопределенности: с новыми работами, как актерскими, так и режиссерскими. Странно что-то загадывать. Так или иначе, все сейчас живут моментом. А если все-таки постараться сформулировать цель… У нас есть театр «Мастерская Брусникина» и есть невероятное желание сохранить его, сохранить его дух. Наверное, это сейчас для меня главное с точки зрения работы.

В этом году тебе 33 года – возраст Христа – ты вообще обращаешь внимание на возраст, подводишь ли итоги в этом контексте?

Знаешь, я не задумывался об этом. Может быть потому что мне еще не 33. Сложно сказать про ощущение возраста. Но точно помню, как пришла «тридцатка». Наверное, я меряю жизнь декадами и в их контексте подвожу итоги. Но событийный ряд, яркие моменты жизни, побеждают. И оглядываюсь я на них, а не на возраст.

фото В. Яроцкий

И еще немного про цифры. В этом году вашему выпуску, а значит и «Мастерской Брусникина» – 7 лет. Что изменилось за 7 лет и в какой точке мастерская сейчас?

Хм… Путь большой и многое изменилось. Конечно мы повзрослели. Когда мы начинали – это был рискованный прыжок в бездну и неизвестность. И он продолжается. У нас до сих пор нет своего постоянного пространства, однако мы благодарны всем площадкам, на которых играем. У нас не стало мастера. Это была действительно серьезная потеря, вокруг него многое строилось. Но мы растем как комьюнити, строим внутренние и внешние коммуникации. Делаем ежедневный выбор, создаем что-то новое. Как и любому комьюнити, нам бывает иной раз непросто, но мы вместе проходим через кризисы и успехи, становясь сильнее. У нас есть «внутренний сговор» и это важная штука. И мы не делаем того, за что нам было бы неловко.

А еще недавно мы придумали для Мастерской питчинг. Поделали разные эскизы, показали их на площадке Музея Москвы, и эскизы стали «пристраиваться». Но пока нельзя с уверенностью сказать, что это перерастет в какой-то проект, который будет выпущен. Опять же, обстановка и контекст решают за нас. Например, мой эскиз под названием «Когтем в печень – никто не вечен» должен был перерасти в спектакль и выпускаться этим летом. Однако пока проект на паузе.

Давай поговорим про репертуар. Почему «Мастерская Брусникина» играет исключительно пьесы русскоязычных авторов? Не хотелось бы взяться за Шекспира, например?

Так сложилось, что для каждого из нас важна личная и социальная позиция. Важна некая документальность. А на русском языке об этом говорить как-то проще. Мы всегда работаем с контекстом. И многие наши работы возникали именно в результате диалога с контекстом. И современные авторы из России оказываются ближе. Процесс постановки – тяжелая работа, а не только творчество. Нужно найти площадку, финансирование, разрабатывать идею, которую предлагают и внутри нее докручивать смыслы. Например, мы выпускали «Право на отдых» в год столетия Галича. Однажды пришел Брусникин и спросил: «Кто знает Галича?». Мы с Игорем (Титовым) подняли руки. Я вообще его стихи на поступлении читал. Так мы начали заниматься проектом. Однако сделали не столько документальную историю, сколько сформулировали свое видение и отношение к ситуации, к тому, как система перемалывает человека. Ведь люди, которые голосуют за его исключение – они не плохие, они просто люди. И я как режиссер хочу говорить о ситуации, а не о конкретных людях, даже если это известные писатели. Какие 70-е? Все это актуально сегодня, сейчас, с нашими современниками, в том числе в мире искусства.

У тебя есть свой режиссерский кусочек в альманахе «Lorem Ipsum», расскажи про что он?

Я слышал читку Мити Волкострелова еще на Любимовке – это было дико смешно. Потом я перечитал материал и понял, что я режиссер, который делает социальный театр, про контекст. Поэтому меня привлекла часть «Бизнес и финансы» про манипуляцию общественным мнением.

Эта часть очень современная, однако там есть другой фрагмент «Русская классика», где ты как актер предстаешь в образе настоящего барина – традиционного до нельзя. Так и в спектакле «Турбины. Дни» твой герой – про русскость. Большинство твоих героев старше тебя реального и умудренные опытом, но ты в этих образах органичен. Не хотелось сломать этот образ и сыграть, к примеру, юного Ромео?

Мне приятно, что ты говоришь, что мои герои старше и это выглядит органично. У нас есть внутренняя шутка в Мастерской, что я пожилой человек. Я же пришел старше всех, был старостой группы. Для меня Мастерская про то, что не ломая себя можно реализовать любую идею, вне возраста и других границ. Хотя, например, в «Турбиных» мне страшно говорить Булгаковский текст.

фото В. Яроцкий

Это ведь второе дыхание для постановки, в которой раньше ты играл другую роль. Сейчас твой персонаж говорит, что хочет подстроиться под реалии, готов поменяться, чтобы жить при новой власти.

Я его понимаю. Мы ведь все заключаем какой-то социальный договор, от чего-то отказываемся, чтобы жить. Жизнь состоит из компромиссов и главное, чтобы внутренний стержень не ломался. Меня так воспитывали. Для меня сейчас важно сказать этот текст. Мой персонаж, как мне кажется, до конца не определился и не решил, что его ждет. Не понятно: верит ли он в то, что переметнется или же ждет того, что всех их накроет этой взрывной волной. Эти сомнения и есть жизнь – мне важно показать неоднозначность героя и то, что он сам, скорее всего, еще не определился.

Какая оптика для тебя сейчас самая важная, как актера и режиссера?

День ото дня она меняется, но сейчас для меня важнее всего посмотреть на отсутствие гражданского общества как понятия и рассмотреть людей внутри сегодняшнего контекста. Видишь, мы так или иначе все время возвращаемся с тобой к контексту и его влиянию на человека.

фото В. Яроцкий

Расскажи, как в период пандемии дистанционно можно было вести предмет «мастерство актера?»

Это было странно! Но при этом студенты освоили работу с видео и технологиями, и это безусловно плюс. Когда мы вернулись к очным занятиям, пауза в практике ощущалась, так как необходимо было заново учиться взаимодействию с людьми и работе с партнером. Нам пришлось это наверстывать.

Спасибо тебе за глубокий и интересный разговор. В конце хочу спросить – а что такое театр и что такое современный театр?

Ооо… Когда не стало нашего мастера, мы пересмотрели его интервью, перерыли множество материалов. И в одном из них он сказал: «Современный театр тот, который современный». Тот, который существует сейчас. И театр может быть разным, каждый имеет право на существование. Кому-то сейчас нужен театр классический и для него он будет современным. Для кого-то и от невероятного перформанса будет веять скукой. Я могу сказать, почему театр сейчас очень нужен. Это одна из немногих форм живого общения, которое доступно людям в контексте искусства. В хорошем театре тебе может быть некомфортно, ведь тебя провоцируют на размышление. И зритель и актер расширяют собственные границы и говорят на неудобные темы, говорить о которых необходимо. Важно задавать вопросы: себе, друг другу, обществу. И задача театра показать, какие могут быть ответы, сделать симуляцию реальности, внутри которой каждый человек делает выбор сам.

Что нужно в театре – я не знаю, каким он должен быть – я не знаю, про что нужно говорить – я тоже не знаю. Нет одного правильного ответа. Я сам постоянно об этом думаю, говорю об этом с близкими и мои ответы постоянно меняются.

Беседовала Карина Чаплинская