В мае в подмосковной научно-творческой резиденции Чехов APi представит свой новый променад-спектакль «Версия Чайки» Елена Ненашева, режиссер нашумевшего спектакля POSLE. За несколько месяцев до премьеры наш спецкор, Катерина Большакова, встретилась с Еленой в лектории «Синхронизация» перед началом репетиции этого проекта, чтобы узнать, легко ли быть девушкой в традиционно мужской профессии.

О резком карьерном повороте и режиссерской магистратуре

LDQ: Я знаю, что по первому образованию ты не театральный режиссер, успела поработать в другой профессии.

Елена: Да, я сделала успешную карьеру в рекламе и маркетинге, но параллельно все время занималась театром как любитель, в том числе играла в Театре «МОСТ». Потом поняла, что вижу себя в профессии режиссера. А дальше известная история — на режиссерский факультет не так просто поступить, особенно, если ты девушка. Поступила я только на четвертый год, честно говоря, думала, что в России это уже не случится, даже выбрала себе режиссерскую программу в Лондоне. И в этот момент меня приняли в магистратуру Школы-студии МХАТ и ЦИМа, на курс к Виктору Рыжакову.

LDQ: Получается, ты училась 2 года? Значит можно поступить в магистратуру, даже если первое образование с театром не связано?

Елена: Можно, но мой случай — скорее исключение из правил. Традиционный путь — это когда по первому образованию ты режиссер, как все мои однокурсники. Но в итоге все сложилось правильно. Я поступила уже сложившейся личностью с большим жизненным опытом. И за эти 2 года сделала больше, чем успевает студент на обычном режиссерском факультете. Выпустила 2 спектакля в ЦИМе, у нас было порядка восьми лабораторий, мы ездили по России, Европе, были в Узбекистане. Именно через такую практическую подготовку ты учишься режиссуре. Знаешь, по своему опыту скажу, когда поступаешь в ВУЗ, будучи уже взрослым человеком, то более ответственно к учебе относишься, и тогда она дает тебе очень много. Такое не всегда бывает в 16 лет. Магистратура дала мне близких по духу людей, с некоторыми из них мы до сих пор работаем на общих проектах. Театр, на самом деле, очень закрытая структура. Когда ты уже получил режиссерское образование, ты попадаешь внутрь этого мира, все с тобой начинают по-другому разговаривать, а во время учебы встречаешься с удивительными людьми, не просто профи, а с философами театра.

LDQ: Например?

Елена: Первой на ум пришла одна из наших педагогов Татьяна Гордеева, потрясающий хореограф со своей философией, которая не просто учит танцу, а учит работать с телом, объясняет все на уровне анатомии, а потом это перерабатывается в телесные практики. Вот, например, лайфхак — как вставать с кровати с утра? Мы, взрослые, наклоняемся, садимся и таким образом создаем огромное напряжение на поясницу. А Татьяна предложила посмотреть, как встают малыши — они переворачиваются на живот и на ручках медленно и спокойно встают.

фото Марина Истомина

LDQ: Много времени вам уделял ваш мастер, Виктор Рыжаков?

Елена: Много, несмотря на его занятость. Несколько раз в месяц встречались на многочасовые сессии, беседы, разборы. Всегда был контакт с мастером. Я знаю, что мы были одним из любимых наборов у Виктора Анатольевича, все до сих пор поддерживаем отношения, у нас есть возможность в трудной ситуации обратиться к нему за советом, помощью, и он поддержит.

LDQ: Какой он педагог, чего больше — кнута или пряника?

Елена: Он никогда не критиковал жестко, не устраивал разносы. Зато, если работа удалась, он ее разбирал и объяснял, что было сделано верно. То есть акцентировал внимание на твоих успехах, помогал понять, за счет чего ты к этому пришла. Это очень ценно, потому что критиков-то нам хватает (смеется), а позитивного фидбэка зачастую может недоставать.

О том, что, на самом деле, женщина-режиссер — это немножко женщина-пилот

LDQ: Я знаю, что ты была единственной девушкой на курсе. Не могу не спросить…

Елена: Давай! (обе смеемся)

LDQ: Все-таки женщина-режиссер в нашей стране явление исключительное. Некоторые мастера прямо говорят, что девушек на курс не берут.

Елена: Мне кажется, дело не только в позиции педагогов. Недавно я летела в самолете и рядом со мной сидела очаровательная немка с детьми. Выяснилось, что она пилот. Я была потрясена этим фактом, а она не могла понять, почему я так этим восхищаюсь, и сказала, что в Европе треть пилотов — женщины. И, мне кажется, тут примерно такая же ситуация. Есть стереотип, что режиссер — мужская профессия. Вот в детстве ты первый раз упоминаешь о режиссуре, и тебе сразу говорят, что ты сошла с ума, ты же девочка, нет! И это первый барьер, который кого-то отсекает. Дальше ты начинаешь поступать. И хотя сейчас все меняется, становится лучше и так нельзя сказать про всех педагогов, но чаще всего либо ноль девочек на курсе, либо одна. Негласное правило одной женщины на курсе.

фото Марина Истомина

LDQ: Сейчас, когда ты уже в этой профессии, можешь оценить — есть ли предпосылки, чтобы сказать, что женщине сложнее этим заниматься?

Елена: А трамвай не сложнее женщине водить? Почему-то в XXI веке кто-то до сих пор считает, что трамвай водить легко, а быть режиссером сложно? Нет, конечно. Я бы сказала так — это профессия, которая требует большого количества разных компетенций и сильного характера. Но сильный характер в абсолютно равной степени может быть и у мужчины, и у женщины. Это не гендерный признак. Если говорить о гендерных стереотипах, я это называю «преодоление первых двух часов». Когда, например, на лаборатории артистам говорят, что им в режиссеры досталась женщина, это часто определенное разочарование, в смысле «ничего хорошего не жди». Но у тебя есть первые два часа разбора, чтобы полностью поменять это ощущение.

LDQ: То есть проблемы субординации и необходимости подчиняться женщине нет?

Елена: Многие режиссеры любят рассказывать, что сейчас ты попадешь в театр, где тебя артисты сожрут! Понятно, что у меня нет грандиозного опыта, но все же я поездила достаточно много по разным театрам, и мне кажется, это стереотип. Молодых режиссеров, которые немного безответственно относятся к своей профессии, могут и «съесть», вне зависимости от того мальчик это или девочка. Но если ты приезжаешь подготовленным, у артистов нет причин тебя уничтожать.

LDQ: То есть, “я девочка, я не хочу ничего решать” — это все же не про режиссуру?

Елена: В этой профессии не надо строить из себя принцессу. Когда я работаю с коллегами, с которыми выпущен не один проект и мы говорим на одном языке, могу не беспокоиться о сфере их ответственности. Но когда ты приезжаешь куда-то, к тебе приходит световик, а у него должен был быть выходной, а тут ты со своей лабораторией… И ты должна знать, какой прибор нужен, как его зафильтровать, куда направить. А если ты стоишь и ресницами хлопаешь, то понятно, какое к тебе будет отношение. И надо признаться честно, есть женщины в режиссерской профессии, которые портят репутацию всем. Например, девушки-истерички. Другой вопрос, что режиссеров-мужчин таких тоже полно, но поскольку мужчин в профессии больше, их истерики в общей массе теряются.

LDQ: То есть ситуация, когда один человек создает репутацию всем?

Елена: Да, может получиться, что ты сталкиваешься с завпостом, который до тебя работал с совершено сумасшедшей истеричкой, и понятно, что он тебя заранее ненавидит и думает, что ты такая же. И есть один комментарий интересный, который мне часто говорили уже в конце совместной работы — «ну Лен, ну ты же нормальный мужик! Ну я же не знал!». Это, вроде бы, комплимент, но если вдуматься, звучит довольно дико. В целом, стереотипы легко преодолеть, когда ты уже получил работу, но я думаю, что, к сожалению, есть немало ситуаций, когда из-за них ты эту работу не получаешь.

фото Марина Истомина

LDQ: Какой в будущем будет молодая женщина-режиссер? Будет настоящий мужик или все же..?

Елена: Интересный вопрос. Когда я поступила, мне все говорили, что я смогу работать в профессии только если стану мужиком в плане поведения. Но моя женская природа совсем иная. Люблю платья. Мой манифест — можно быть режиссером и носить платья! Тратишь слишком много энергии на то, чтобы переломить свою природу. Я в свое время переживала после поступления, что у меня нет первого режиссерского образования. А потом поняла, что мой бизнес бэкграунд — это мое преимущество. Потому что я могу, во-первых, совершенно иначе посмотреть на очень многие вещи, как художник, имеющий другой опыт, визуальные ассоциации, и как менеджер иначе организовать и спланировать процесс. И то же самое с женской природой. Я не имею в виду эксплуатацию внешности или флирт, я в целом считаю, что необходима здоровая дистанция между режиссером и артистами, но не нужно отказываться от своей женской природы, а нужно находить правильные способы сделать ее преимуществом.

О том, что диктатором ты можешь и не быть, но лидером быть обязан

фото Марина Истомина

LDQ: Твой предыдущий опыт, это все-таки преимущество, поскольку помогает этот театральный хаос убрать в рамки?

Елена: С одной стороны, ты больше работаешь, а с другой — это свобода. В отличие от большинства выпускников театральных вузов у меня нет необходимости сидеть и ждать, когда же какой-то театр меня позовет, рассылать резюме в 300 театров и ехать, условно, в Уссурийск ставить спектакль с бюджетом 30 тыс. рублей. И хотя я не против и такими вещами с удовольствием занимаюсь, но не хотелось бы это делать постоянно. Как продюсер я себя более свободным человеком чувствую, в любой момент могу сделать свой авторский проект, работая с новыми формами и пространствами, собрав свою команду мечты, что в репертуарном театре начинающему режиссеру не всегда удается.

LDQ: Все примерно понимают, как создается спектакль в большом академическом театре — худсовет, бюджет, труппа. А как независимый проект создается?

Елена: Все начинается с идеи, она может появиться даже от пространства, как это произошло, например, со спектаклями «POSLE» и «Версия Чайки». Я сначала увидела пространства (жилую квартиру и научно-творческую резиденцию Чехов APi, соответственно — прим. ред.) и под них уже сочинила спектакль. Ну а потом собираешь ту самую команду мечты.

Спектакль POSLE
фото Алексей Фокин

LDQ: Артисты проходят кастинг?

Елена: Когда я только начинала, как правило это был формат кастинга. Но со временем ты также начинаешь «обрастать» своими артистами. Помимо таланта и типажа, мне важно чтобы человек был ответственным, был полноценным партнером. Театр постепенно уходит от идеи режиссера-диктатора, и я стараюсь работать с артистом как с соавтором, нас так учили в магистратуре. Это отдельная большая режиссерская задача, как у артиста создать правильное ощущение сотворчества. Хотя есть гениальные артисты, которые не любят весь этот горизонтальный театр и хотят, чтобы режиссер их просто застроил. Но мне все-таки кажется, что 20 голов всегда придумают лучше, я в этом плане не жадный режиссер.

LDQ: Но 20 творческих людей — это 20 амбиций…

Елена: Тут нужна не диктатура, а лидерство. Например, мы все очень «любим» период выпуска, (смеется). Это когда ты наконец выходишь на площадку, у тебя 4 дня до спектакля, все билеты на премьеру проданы. И какие бы у вас ни были прекрасные отношения, это момент, когда ты должен стать тем, кто говорит — все, хватит, а теперь мы делаем так. Без конфликтов никак и как режиссеру тебе всегда приходится принимать жесткие решения, и не всегда в этой ситуации ты себе самому нравишься.

LDQ: Это вопрос репутации среди коллег?

Елена: Бывает, что приходится идти на конфликты, чтобы не пострадало качество спектакля. А потом кто-то отказывается с тобой работать, потому что слышал, что ты слишком жесткая, хотя в той конкретной ситуации иначе поступить было невозможно. Но все это не так уж важно. Я недавно прочитала такую фразу Миядзаки: «Я не люблю рецензии критиков, я люблю смотреть на лица зрителей». Это на самом деле то, ради чего все ты и делаешь.

LDQ: А какой этап тогда самый сложный?

Елена: Зависит от команды и масштаба. Я на Новый год выпускала детское шоу в Академии РАН. Там был масштаб, дроны, 100 человек в команде, сцена 26 метров, проекторы, а при этом на площадке те самые два дня на выпуск. И тут ты уже не можешь быть милой девочкой в платье (смеется). Но, мне кажется, можно все преодолеть: несделанные декорации, отсутствие нормального бюджета, все, если у тебя есть совпадение с твоей командой. Самое страшное, что с тобой может случиться, как с режиссером, это несовпадение с командой.

LDQ: Наверное, в этом плане независимым режиссерам легче, потому что они могут в любой момент что-то поменять?

Елена: Конечно, в репертуарном театре ты уже внутри системы, есть распределение, ты просил эту актрису, тебе дали совершенно другую. Пока ты не стал Бутусовым или Туминасом, ты работаешь с тем, что есть. Другой вопрос, что у независимого режиссера ворох других проблем. Организовать репетиции с учетом занятости приглашенных артистов. Кроме того, в репертуарном театре ты просто режиссер, ты не делаешь огромную работу продюсера, не думаешь, как продать билеты…

О том, что в театр ходят очень разные люди

фото Марина Истомина

LDQ: Какой он, по-твоему, сегодняшний зритель в театре?

Елена: Недавно читала интервью критика, где он говорил: «Вот эта публика, которая приходит на спектакли выгулять наряды, что они могут понять?». А я вижу, что современный зритель закончил крутой вуз в России, съездил в Европу поучиться, ходит в театр, Гараж и Третьяковку несколько раз в месяц, смотрит фестивальное кино, много читает, путешествует по всему миру! И покупает билет за 5000 рублей не потому, что это хайп, а потому что зарабатывает интеллектом на какой-то крутой работе и готов тратить деньги на искусство.

LDQ: Мне кажется, это все-таки только часть зрителей…

Елена: Конечно, есть и другие. Знаю историю, как в Театре Наций через 15 минут после начала спектакля с первого ряда встали две девушки, развернулись, сделали селфи на фоне артистов и ушли, топая лабутенами. Конечно, и такое бывает. Но все же, я категорически против философии, что мы тут великие боги-художники, а приходят нас смотреть какие-то дураки. Кстати, у нынешних блогеров такой снобизм тоже случается.

LDQ: Таак, интересно!

Елена: Вообще, это очень крутой тренд что про театр начали писать блогеры, и есть блоги, которые я читаю с большим удовольствием, но иногда бывают ситуации, когда какая-то 19-летняя второкурсница пишет в следующей манере: «Неловкий Крымов, ленивый Богомолов и абсолютно беспомощный Туминас!». Ну ты молодец! (смеемся). Нам всем важно останавливаться и смотреть на себя со стороны с долей иронии.

LDQ: Молодым легче понять современный театр?

Елена: Возраст вообще не критерий. Например, ко мне на лекции в Синхронизации регулярно ходит дама, которой глубоко за 70, и я понимаю, что она не всегда согласна с тем, что я говорю, но я вижу, что она пробует этот современный театр понять, изучить. И это здорово! А с другой стороны, помню пришли на лекцию две молодые девушки, которые предложили сжечь Римаса Туминаса, потому что были не согласны с его трактовкой «Евгения Онегина».

О чем думают режиссеры, целуя вас на прощание

фото Марина Истомина

LDQ: Как возникла история с Синхронизацией?

Елена: Этот проект придумал математик, сделавший успешную карьеру в бизнесе, но совершенно не разбиравшийся в искусстве и вот он решил этот пробел восполнить с помощью стартапа лектория, и довольно быстро привлек к работе над проектом отличного партнера — CEO Машу Бородецкую, которая смогла первоначальную идею масштабировать и превратить в процветающий бизнес. Я хорошо знаю обоих фаундеров и стала одним из первых лекторов проекта. Но здесь нужно сказать, что у Синхронизации серьезные стандарты качества, например, постоянно проводятся опросы удовлетворенности слушателей, поэтому мне приходится много работать, чтобы быть в числе любимых аудиторией лекторов. Мое преимущество в том, что большинство лекций о театре читают критики, а ко мне приходят за взглядом практика.

LDQ: Иногда на разных встречах и мастер-классах режиссеры кажутся довольно закрытыми людьми.

Елена: Часто это защитная реакция. Мы живые люди и элемент страха, волнения всегда есть. Одно дело, ты знаешь, что сделал отличный спектакль и на волне этого успеха тебя позвали куда-то поговорить. Но есть, например, лаборатории, где устраивают обсуждения спектакля со зрителем. И ты сделал экспериментальную сложную работу, а она не получилась. И вот сидят люди, которые тебя не знают, но они посмотрели что-то такое странное от тебя, и фразы из зала могут быть самые разные. Был же случай на Любимовке: на читке пьесы встал какой-то пьяный мужчина и говорит: «Это такая х…ня!» Ну как тебе дальше в этом обсуждении находиться? (смеется).

LDQ: Получается, Синхронизация — твой вариант обратной связи от зрителя?

Елена: Да, для меня это один из способов слышать время. Все лекции интерактивные, я не только рассказываю, но и задаю много вопросов аудитории, а у людей, которые регулярно ходят в театр, очень быстро формируется насмотренность и хороший вкус, и ты получаешь такой фидбек о современном театре от умного зрителя. Еще важно, чтобы людям было интересно тебя слушать, тебе должно быть интересно читать лекции. Помню после лекции «Театр в лицах», где я говорю о разных современных театральных режиссерах, ко мне подошел слушатель и сказал: «Я поражен, что вы с такой любовью говорите про этих режиссеров, вы же должны их ненавидеть! Это же конкуренты!» (смеется). Ну почему? Для меня эти люди ориентир в профессии. Я очень люблю смотреть крутые спектакли, особенно в моменты сомнений. Так я заражаюсь театром снова и понимаю, зачем я все это делаю.

LDQ: Здорово, что ты об этом говоришь, потому что я постоянно слышу от людей театра, что у них профдеформация, из-за которой им сложно смотреть чужие спектакли.

Елена: Да у меня такая же профдеформация, как у всех! Я тоже сижу, смотрю как все устроено, как работает свет, где артист забыл текст. Но по-настоящему крутой спектакль заставляет тебя забыть обо всем. Другая проблема, что у нас профдеформация распространяется гораздо дальше. Допустим, целуешь ты мужчину на прощание, и наблюдаешь за собой со стороны, как ты его целуешь. Потому, что ты завтра репетируешь с артистами сцену первого поцелуя Нины и Тригорина.

фотограф Max Avdeev
спектакль “Версия Чайки”

О том, что, на самом деле, не обязательно заниматься святым искусством

фото Марина Истомина

LDQ: А как складывается карьера у твоих однокурсников, у которых нет твоего коммерческого бэкграунда?

Елена: По-разному… Режиссура — это забег на длинную дистанцию. Бывает человек отучился и первые 10 лет его почти не видно нигде. Но он где-то в маленьком театре собрал вокруг себя группу энтузиастов, развивает свой метод и потом начинает одну за другой получать Золотые маски. И вот уже ставит в МХТ. А бывает наоборот — режиссер сразу делает что-то модное, классное, все про него пишут. Проходит 5 лет и тишина. Это еще и твоя задача не разочароваться, остаться в этой профессии. Многие же думают — вот человек вырвался из душного офиса к своей мечте, стал режиссером и счастье льется на тебя из ведра. А на самом деле тебе становится труднее жить, когда ты начинаешь делать что-то по-настоящему для тебя важное, ты становишься очень уязвимым.

LDQ: То есть это такой же тяжелый труд, как и любой другой?

Елена: Знаешь, мне не нравится формулировка «служение профессии», в ней нет свободы. Театр — это работа, которая требует больших затрат и которую ты должен делать профессионально и по возможности талантливо. Все эти долгие разговоры про то, что я занимаюсь святым искусством, а потом человек на 40 минут опаздывает на репетицию. Не надо заниматься святым искусством, приходи вовремя (смеется). И кстати, гениальные артисты, по моим наблюдениям, самые ответственные и пунктуальные.

LDQ: Звездная болезнь распространена у молодых?

Елена: Да. Есть опасная вещь в студийности, например, когда ребята не проходят тернистый путь молодого артиста от роли второго гриба в третьем ряду к главной роли, а остаются под крылом мастера, сразу попадая в его театр. Ты понимаешь профессию лучше, когда ты несколько лет походил по бесконечным кастингам, поработал официантом, и тогда, попадая в хороший проект, звездной болезнью не страдаешь.

О том, что в современном театре тебя могут полить из душа

LDQ: Проект POSLE был коротким, это была такая изначальная идея?

Елена: Он был коротким в силу формата, мы же играли его в настоящей квартире, где жили люди. В течение месяца хозяйка каждый день уходила из дома на 4 часа, пока шли показы вечерние и потом возвращалась домой. Ну сколько в таком режиме можно прожить?

LDQ: Откуда такая популярность иммерсивных спектаклей?

Елена: Сейчас слово иммерсивный так растиражировано, что многие уже перестали понимать, что оно означает. Помимо тотального погружения важная составляющая иммерсивного театра — свобода передвижения зрителя. Поэтому POSLE скорее интерактивный спектакль. А популярность объясняется тем, что зрителю хочется нового яркого опыта. Это интересная территория эксперимента — как еще можно воздействовать на зрителя. Вот в POSLE были максимально интимные, личные истории, рассказанные один на один лицом к лицу в пространстве старинной квартиры.

Спектакль POSLE
фото Алексей Фокин

LDQ: А были какие-то странные реакции зрителя в POSLE?

Елена: Да, при таком тесном контакте актера со зрителем мы волновались за актрис. Ну а что, если?.. И я разрешила актрисе, которая находилась в ванной, полить человека из душа, если тот поступит как-то неинтеллигентно. За месяц мы сыграли 112 спектаклей и всего один человек такой был, который через 2 минуты после начала сцены в ванной выскочил оттуда мокрый, и при этом как ни в чем не бывало пошел в другие комнаты в мокрой рубашке смотреть спектакль.

О том, что на самом деле Чехов — это sex, drugs & rock-n-roll

фото Марина Истомина

LDQ: В твоем новом проекте «Версия Чайки» будет что-то такое же провокационное?

Елена: В каком-то смысле, но там провокации будут устроены совсем иначе.

фотограф Max Avdeev
спектакль “Версия Чайки”

LDQ: Почему вдруг пьеса Чехова?

Елена: В магистратуре мы работали только с новой драмой, и я соскучилась по классике. Когда я занималась разбором пьесы и репетициями, испытывала почти физическое удовольствие, потому что до сих пор это очень современно. Чем любопытен Чехов — ты можешь выбрать тысячу способов его поставить. И, сейчас, когда я репетирую, мне очень интересно — а кто все эти люди сегодня?

LDQ: Ты уже знаешь на него ответ?

Елена: Мне кажется, с текстами Чехова потому и интересно работать, что в них вопросы и нет готовых ответов. И поэтому это великая драматургия. Проблема современной драматургии в том, что часто ее можно поставить только одним способом — так, как в ней и написано. И ты вынужден либо сочинять свою историю, которая к пьесе не имеет отношения, либо ставить ее как автор и написал. И в этом и состоит гениальность Чехова — у тебя есть тысяча вариантов для интерпретации. И у меня спектакле будет еще одна версия этой истории. Из-за формата спектакля пьеса серьезно перемонтирована. Во-первых, мы многих «убили»…

LDQ: Кого-то мы недосчитаемся?

Елена: Да, осталось только главные герои — Аркадина, Тригорин, Нина, Треплев, а еще Маша и Медведенко. Это спектакль-променад для 44 зрителей, которых мы будем делить на 4 группы и каждая будет следовать за одним из главных героев, смотреть спектакль его глазами.

фотограф Max Avdeev
спектакль “Версия Чайки”

LDQ: То есть для каждой группы это будет свой спектакль?

Елена: Какие-то ключевые сцены будут совмещать всех героев, но в основном мы их разделяем. В театре как — у тебя артист ушел на три сцены и ты не знаешь, что его герой эти три сцены делал, пока его нет внутри действия. А мы заполняем эти пустоты. Мы не добавляем новых текстов, а наполняем пространство арт-проектами, созданными актерами от лица персонажей с помощью художника спектакля Вани Боуден и пластическими импровизациями, над которыми работала хореограф Таня Чижикова.

LDQ: Сколько бы театр не искал новые формы, все равно разговоры о том, что экспериментальные интерпретации классики это покушение на святое, не утихают..

фотограф Max Avdeev
спектакль “Версия Чайки”

Елена: Я рекомендую книгу Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова» всем, кто переживает что мы портим Чехова, и его можно ставить вот только так, и никак иначе. Читается будто ты сериал Netflix смотришь. Это же просто sex, drugs and rock-n-roll! Обманы, интриги, неслучившиеся дуэли, измены, не говоря уже о том, что Чехов был новатором в театре и радикально реформировал драматургию своего времени. И если бы его сейчас заставили смотреть все «классические» постановки его пьес, боюсь, он бы скучал и иронизировал. Я думаю, что традиционалистов может возмутить наш спектакль, хотя на мой взгляд, в нем нет ничего, о чем не писал Чехов, и все его пять пудов любви, у нас тоже будут.

LDQ: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее»…

Елена: Кстати, ведь это реальная история из его жизни! Одна из многих влюбленных в Чехова женщин, молодая актриса, ему эту фразу зашифровала и подарила в медальоне. На что он ответил, что-то в стиле — юным девицам не следует интересоваться маскарадом. Вот в этом весь Антон Павлович.

фотограф Max Avdeev
спектакль “Версия Чайки”

Билеты на спектакль «Версия Чайки»