READING

Цикл «Звезда» «Гоголь-центра»: «Пастернак. Сестра ...

Цикл «Звезда» «Гоголь-центра»: «Пастернак. Сестра моя-жизнь»

В течение последних нескольких лет на сцене «Гоголь-центра» был реализован уникальный проект — поэтический цикл «Звезда» о пяти знаковых поэтах XX века — Михаиле Кузмине, Анне Ахматовой, Осипе Мандельштаме, Владимире Маяковском и Борисе Пастернаке. Именно спектакль «Пастернак. Сестра моя — жизнь» в 2016 году дал начало успешному проекту, где у каждой постановки — новый режиссер, со своей эстетикой, своей энергетикой и способом говорить со зрителем.

Автор «Пастернак. Сестра моя — жизнь», Максим Диденко известный мастер формы — постановочные решения он сознательно выводит на первый план (музыкой, декорациями, пластикой), делая их основной движущей силой сюжета.

Сам поэтический цикл Пастернака «Сестра моя — жизнь», написанный в преддверии революции 1917 года (исключительно в связи с любовными переживаниями молодого поэта), в спектакле не просто читают нараспев, но и в буквальном смысле воплощают в декорациях и костюмах в лучших традициях праздничных концертов времен советского реализма. Это такой общий, очень красочный, насыщенный аллегориями фон, на котором на сцену выходят чудовищные признаки эпохи.

фото: gogolcenter.com

Тут и чекисты, которые периодически выступают в спектакле то в странных ипостасях полуживотных, то диковатых и самоуверенных власть имущих, под хлопки и улюлюкание загоняющих поэта на стоящий посреди сцены шест. Здесь и абсолютно отвратительное воплощение советской бюрократии времен репрессий — у Филиппа Авдеева получился великолепный гаденький персонаж из тех, кто «не читал, но осуждаю» (для всех знакомых с хронологией развития террора советской власти в 1930-1950-е годы не будет спойлером узнать, что этот персонаж именно от символа власти в этом спектакле в конце концов также получит пулю в лоб). Вообще, мне кажется, в такой в высшей степени эгоцентрированной профессии, как профессия актера, умение и главное смелость предстать на сцене откровенно уродливым и омерзительным требует определенной смелости и у Филиппа Авдеева ее, видимо, хватит на троих.

Сам Пастернак, который предстает на сцене сразу в трех возрастах — от мальчика до пожилого уже мужчины (в этой роли Вениамин Смехов), даже как-то теряется в бесконечном символизме, олицетворяющем не столько жизнь человека как такового, а в целом феномен судьбы Пастернака, прошедшего и через наивные мечтания, и через вынужденный «роман» с властью и через долгие годы травли.

фото: gogolcenter.com

Главным действующим лицом тут становится как раз не поэт, а власть и ее абсолютное воплощение. Неклассически инфернальный Сталин (этот персонаж в программке назван Гамлетом), обескураживающе привлекательно воплощенный Риналем Мухаметовым — молодой, красивый, немного растерянный, двигающийся с одной стороны как машина, с другой — с какой-то монотонной гипнотизирующей грацией. Представляя собой внешне очень ладную картинку, вождь всячески демонстрирует свою «нормальность» и близость народу — тут вам и охота, и белочки, и собирание грибов. История, увы, во-первых имеет свойство повторяться, а во-вторых, показывает, что светлый образ вождя не более чем удачно освещенная декорация и хорошо спродюсированная иллюзия, прикрывающая обезображенного страхом потери контроля и опьяненного безнаказанностью человека, с чудовищной инерцией подминающего под себя все живое и неживое. И узурпируя главные роли во всех областях человеческой жизни своего времени, он и тут, в спектакле, исполняет центральный монолог самого знаменитого произведения Шекспира, переведенного Пастернаком — «Быть или не быть».

Биография Пастернака, кстати, была не лишена периода заигрывания с властью — и на сцене он встречается лицом к лицу со знаковой фигурой времени, определившей неутешительную судьбу сразу нескольких поколений. И вот в этот момент, на фоне яркой палитры спектакля, за напевно исполняемыми стихотворениями, внезапно наступает момент, в котором начинаешь смотреть в себя. И вот грустный парадокс — за долгие годы власти Сталина это вынужденное под страхом смерти заискивание перед абсолютным вождем выжгло напалмом индивидуальности, способные мыслить и вести за собой. А через 30-50 лет появились мы — поколение, у которого уже нет для этого никаких оправданий и которое заискивает по инерции и без всякой на то причины.

Билеты