Октябрьская революция, которой в прошлом году исполнилось 100 лет, видимо, еще долго будет предметом вдохновения для театральных режиссеров, давая пищу для размышлений и ковыряя самые жестокие раны. В репертуаре почти всех столичных театров эта тема заявлена, и порой весьма нетривиально. В рамках фестиваля «Родина Авангарда» ЦИМ представил работу немецкого авторства. Постановка берлинского режиссера Фабиане Кемманн «Высшая мера» это кантата Ханса Эйслера по многострадальной пьесе «Die Massnahme» Бертольда Брехта (самого безжалостного к революции автора).
Зрители рассаживаются вокруг небольшого черного постамента в центре Большого зала ЦИМ. В черном и будто наполненном туманом пространстве на постаменте только рояль и больше ничего. Сюда к зрителям выйдут один пианист и 6 актеров — это революционные агитаторы. На втором ярусе по всему периметру узкой галереи — люди с листками бумаги в руках. Это хор, которому предстоит исполнить роль судей. Ненавязчиво открывая дверь в традиции древнегреческого театра главные герои приходят к суду за оправданием (именно за ним, а не за правосудием; когда это революционеры куда-то за правосудием приходили?). Они убили человека и следующие 1.5 часа расскажут и покажут это в лицах.
фото: Е. Большакова
Кучка неких революционных агитаторов переходит некую китайскую границу и для проникновения и ведения агитации в условном населенном пункте берет в проводники юного товарища. Имени его мы никогда не узнаем (да и в целом, какая разница как звали одну из многомиллионных жертв революции)? Пройдя перед пересечением границы процедуру под названием «погасить лица» (замечательная метафора, которая еще выстрелит, как чеховское ружье, в конце спектакля) герои станут катализатором последовательного и весьма знакомого нам еще со школьных уроков истории ряда действий.
фото: Е. Большакова
Вольный, но весьма показательный, «перевод» масштабного для человечества события на простой язык событийного ряда демонстрирует стандартный путь зарождения, расцвета и печального результата почти любой, но в данном случае коммунистической, революции (тут вам даже этап финансирования револлюционных террористов богатым истеблишментом упомянут). При этом идеологи коммунизма, уверенные, что «история их оправдает», не то чтобы полезных, а вообще никаких действий не совершают. Всю грязную работу за них выполняет юный товарищ, подталкиваемый красноречивой демагогией революционных «мудрецов», которые принесли ему марксистское знание, но забыли принести еды и патронов для победы пролетариата.
Проблема искренне верящего в революцию юного товарища состоит в том, что в отличие от своих старших братьев по революции, которые считают, что «можно пировать с палачами, лишь бы изменить мир», он полон обычных среднестатистических и таких непонятных социопатическому революционному сознанию человеческих добродетелей. Которые в революционном угаре выглядят неуместной абракадаброй, и «юный падаван,» неспособный искоренить в себе разумное и доброе, и потому коряво пытающийся исполнить наказы агитаторов, с их точки зрения ничего не может сделать правильно. Людям, делающим революции руками безропотных подчиненных, нет смысла думать о последствиях, как нет и смысла, мечтая об идеалах будущего, размышлять о том, а что там на самом деле нужно людям настоящего. Но юный товарищ знает, что «страдание не может ждать» и отрекается от старших товарищей, сбрасывая маску, «погасившую» его лицо.
Даже без сразу в начале спектакля выданного зрителям спойлера об убийстве юного товарища, весь ход пьесы говорит о том, что он трагический «не жилец». Как и многие безымянные солдаты самом кровавой смуты XX века, он получит пулю и негашеную известь, которая не оставит от него и следа, как не оставила ни следа история от многих тысяч его ровесников. Приговор чрезвычайной тройки будет быстрым и циничным (своеобразное революционное чувство справедливости заставит его палачей даже спросить у не имеющей никакого выхода жертвы о его согласии, которое будет сразу получено).
Стоит ли также удивляться, что суд, смотрящий на все это сверху вниз, исполняя нараспев те же коммунистические лозунги, убийц оправдает. Как и современное устремленное в будущее человечество, оглядываясь назад, пытается сегодня оправдать или хотя бы просто забыть то, что люди в здравом уме и с сердцем, которое еще способно болеть за ближнего, не смогут ни простить, ни понять.
Таким и останется XX век в памяти в памяти таких вот людей — массовой высшей мерой, косящей без разбору невинных, не имеющих голоса, лица и путей к отступлению, и трусливо оправданной волей к изменению внешнего мира для лучшего будущего, путь к которому невозможен без насилия.
NO COMMENT