Хороший киношный хоррор на театральной сцене увидишь не часто. Особенно в лице не драматического, а танцевального спектакля. Но бывают и исключения. Приветствуем «The Mother».

Основой сюжета послужила малоизвестная сказка Ганса Христиана Андерсена «История одной матери» – о матери, пытающейся вырвать своего ребёнка из рук Смерти. Вдохновительница и исполнительница главной партии – бывшая прима Большого театра и нынешняя прима Лондонского Королевского балета и Пермского театра оперы и балета Наталья Осипова. В помощь ей – единый в семи лицах Джонатан Годдар. Хореограф – Артур Пита.

Прежде чем пускаться в детали постановки, невозможно не коснуться сюжета сказки Андерсена, которая и легла в основу. Сказка не на слуху. Что, впрочем, вполне понятно. Навряд ли найдётся много желающих прочесть её своему ребёнку для сладкого сна.

К одинокой матери забрёл старик, который покинул дом уже с её ребёнком, ибо старик тот был сама Смерть. Бросившись на поиски, мать встречает женщину, готовую помочь, если только женщина споёт песенки, которые она пела своему малышу. И она поёт до изнеможения, глотая слёзы и страх. Терновый куст порежет её тело до крови, от чего расцветёт вновь и подскажет ей дальнейшую дорогу. Вставшее на пути озеро, собирающее жемчужины, попросит глаза матери. А старая садовница захочет себе её волосы взамен своих седин. И в итоге, попав в сад Смерти, найдя среди бьющихся сердец растений своего ребёнка и увидев в колодце (Смерть вернула ей глаза) две судьбы – счастливую и несчастную, – бедная женщина сама попросит Смерть забрать её ребёнка, ведь несчастная судьба была его судьбой.

Артур Пита усилил каждый нюанс сказки Андерсена и учернил эту историю. Если у сказочника герои, встречающиеся матери на пути, готовы помочь пусть и не безвозмездно, у хореографа каждый из персонажей упивается своей тёмной ролью и получает наслаждение от приносимой матери боли. Сказка жутковата, спектакль же – истинный хоррор. Голливуд точно отдыхал три весенних вечера, пока Наталья Осипова и Джонатан Годдар делили младенца. Ведь ни одна кинолента не создаст атмосферу, которую делают исполнители, проживающие все ужасы жанра прямо перед зрителями на сцене.

Основная нить сюжета та же – заболевший ребенок, исчезнувший вместе с возникшим почти ниоткуда доктором, и мать, пытающаяся найти своего малыша. Она пройдёт через массу испытаний от танца до изнеможения до потери глаз, волос и крови. Вот только теряет она всё это совсем не как в сказке.

Если говорить о танце и хореографии, то тут нет сложных, неожиданных решений. Кажется, что в монологах героев хореограф Артур Пита пустил исполнителей в вольное плавание и позволил полностью импровизировать. А там уж, кто и что лучше знает и чувствует. Контрастным по отношению к остальным танцевальным решениям получился танец матери и безликой старухи, которая первой взялась её испытывать, заставляя всё быстрее и быстрее, веселее и веселее танцевать под русские песни, позитивно лившиеся из радиоприёмника. Здесь Наталье Осиповой очень точно удалось передать все метания души, которая была в диаметрально противоположных с музыкой эмоциях и точно не танцевала вместе с телом. Остальные дуэты – матери с Садовником, с погибшим любимым (дополнительный герой сценической версии сказки) и с самой Смертью – остались верны общему контексту повествования и атмосфере постановки.

фото Mikah Smillie

Но спектакль в первую очередь не про танец. Это изображение малоприятной истории, сюжет которой рассказан не словами, а движением. И воспринимать это движение чем-то большим, чем просто язык повествования, не стоит. И тогда зрительский пазл сложится.

Ещё он склеится благодаря реалистичной передаче деталей. Садовник призван забрать у героини кровь. И он заберёт. Обмотает её тело колючими плетями терновника, располосует ноги и грудь. И заберёт кровь. Медленно и с удовольствием. Паромщику нужны глаза героини. И он их вырежет, поставит на место своих глазных дыр, а мать останется с окровавленными накладками на месте глаз. Ведьме нужны волосы. А она оставит героиню с седой копной. И только сама Смерть вернёт и глаза, и волосы, и любимого, которого она забрала чуть раньше. И встреча с ним – единственный момент постановки, когда на окровавленном лице героини появляется улыбка. Но вряд ли она позволила бы себе улыбнуться имей она возможность видеть неживой цвет тела возлюбленного.

Сценическое изображение достаточно просто, но этой простоте хватает сил передать и сюжет, и настроение. Спальня, кухня и ванная комната сменяют друг друга благодаря поворотному кругу. Но при каждом появлении зритель видит уже не ту комнату или кухню, которую видел в предыдущей сцене. Детали и нюансы сменяют и дополняют друг друга. С Садовником комнату населяют пожухлые растения, любимый мужчина приносит с собой не только воспоминания, но и лютый холод и снег, заполонивший комнату и навеявший мысль о лагерях, из которых после войны он и не вернулся. Черная Смерть привозит на тележке таких же чёрных младенцев (и это не про расовую принадлежность, а про принадлежность к иному миру, к миру Смерти). Чучело волка лежит то на кровати, то на проскальзывающей мимо зрительного зала кухне. Сцена декорирована крайне реалистично. Ванную комнату вполне можно давать напрокат Голливуду для какого-нибудь шедевра типа «Утопи её в раковине 4». Ближе к финалу мать вместе со Смертью вытаскивают из воды синюшного младенца, который вроде бы и плачет, но лишь в голове своей матери. И вот младенец уже в руках у Смерти, а героиня – в ванной, в той же воде, которая сразу же раскрасилась кровавыми красками. И это, скажу я вам без преувеличения, уже не просто пробирает, а почти добивает.

Зрителям, выбравшим партер и места ближе к сцене, пришлось по максимуму проверить работу своей нервной системы: погружение в действие вышло с эффектом 3D. Чуть более дальние места давали возможность не погружаться с головой и всё-таки осознавать, что это спектакль. Это тот спектакль, который нельзя пропускать, но второй раз навряд ли захочется его увидеть. Не потому что плохо, а потому что по-настоящему.

Наталья Осипова – героиня, заслуживающая самых высоких театральных наград за этот спектакль, а именно за смелость и идеальность воплощения. Вот только видится, что на Золотой Маске эта постановка ближе к номинациям в разделе «драматический театр», а не «музыкальный», хоть музыкальная составляющая в исполнении двух музыкантов и композиторов была «живой» и очень сильной. Партнёр из Джонатана Годдара получился отличный: перевоплощение из образа в образ было незаметным и правдоподобным, а сами образы – яркими и запоминающимися.

Либретто предупреждает, что финал открытый, и зритель сам должен понять, что это было: переживания за ещё неродившегося ребёнка или тоска по умершему ранее. Но вот только глубоко засевшая боль в глазах беременной героини, ужас на её лице, существующий отдельно от розовых детских вещичек и мягкого белоснежного пледа, намекают, что вряд ли это всё приснилось. Может не зря она стойко вынесла все испытания? Может Смерть уступила и дала ей ещё один шанс? Или может это только начало кровавой истории? Но вполне может быть, что у вас будет свой вариант. Танцевальный ужастик “The Mother” три вечера щекотал зрителям нервы на сцене МХАТ им. Горького. Но думается, что он вернётся. Ужастики всегда возвращаются.

Текст Юлия Фокина