В театре «Сатирикон» в январе уже наступившего 2022 года состоялась по-настоящему долгожданная премьера: спектакль «Р» режиссера Юрия Бутусова, жанр которого интригующе заявлен на сайте театра как сочинение М. Дурненкова на темы пьесы Н.В. Гоголя «Ревизор». Действительно, создатели спектакля подчеркивают, что это не «спектакль по пьесе Гоголя», но произведение с самостоятельной драматургической основой, лишь отдающее дань бессмертной комедии Николая Васильевича. Собственно, связь с гоголевским «Ревизором» не только отвергается, но и всячески прослеживается по ходу действия, причем, не только комплементарная (реплики Антона Антоновича в исполнении Тимофея Трибунцева «Гоголь – гений!»), но и вполне себе формальная: отрывки, фразы, типажи, сюжетная канва. И это вполне закономерно.

«Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют» – фраза (приписываемая отечественным классикам от Карамзина до Зощенко, от Салтыкова-Щедрина до Петра Вяземского), справедлива и актуальна, к сожалению, во все времена. Одна из самых правдивых пьес о российской действительности и грехах отечественного общества не могла быть проигнорирована авторами постановки. Но, как обычно это бывает у Юрия Николаевича, «Р» – это не только остросоциальная сатира – здесь исполинский клубок тем и проблем, за которые цепляются (но не распутывают до конца – и это тоже характерная черта спектаклей режиссера) персонажи. Итого мы получаем трехчасовое мультижанровое повествование: о власти, которая стремится к деспотии, о насилии, которое прикидывается любовью, о жестокости, которое неумело прикрывается заботой, и прочих вечных бедах отечества и его населяющих людей. Вербатим сменяется трагикомедией, приправленной околополитическими шутками и монологами в стиле Тарантино, сеанс групповой психотерапии завершается ностальгической песней, а семейные разборки – зажигательными танцами.

Фото: Александр Иванишин

Вообще тема насилия и подавления воли в том или ином виде – одна из ключевых в «Р». Как норма жизни и чуть ли не образец поведения насилие обыгрывается с разных ракурсов и является отправной точкой, движущей силой для почти всего происходящего на сцене. Из длинных монологов в начале спектакля мы узнаем о триггерах героев: кто-то вспоминает о каше, вылитой на голову злой нянькой, кто-то о гибели щенка на школьном дворе, для кого-то является ежедневной мучительной трагедией несоответствие возвышенных ожиданий скудной убогой реальности. И почти каждый находит оправдание нелицеприятным поступкам, пытается объяснить, почему нельзя было поступить иначе: слуга Осип (Артём Осипов) рассказывает, что лось сам выбежал из леса к его господину, а вовсе его никто не убивал; унтер-офицерская жена, как известно, вообще сама себя высекла; на место, так сказать, умеренного тирана во власти может прийти, чего доброго, еще более страшный тиран и кровопийца, поэтому лучше потерпеть пока так, дабы беду покрупнее не навлечь на себя. Обстоятельства-с…

Поскольку в спектакле переплетены отрывки классического и новейшего текстов, то и затрагиваемая проблематика меняется с завидной скоростью – только и успевай переключаться: здесь и исконные взяточники, проворовавшиеся узурпаторы власти, пропасть между народом и чиновниками, – и остроактуальное, буквально взятое из последних новостных лент – загадочная смерть лося, так сказать, вблизи чиновника при загадочных обстоятельствах, расстрелы в школах, совершаемые учениками, пытки и выбивание признаний из содержащихся под стражей… Не обошлось без традиционных, я бы сказала, излюбленных контрастов отечества: Анна Андреевна (в исполнении Алёны Разживиной), жена Городничего, сетует, что рояль Steinway «за десятку евро» у нее оказался на старом поцарапанном линолеуме, да еще и педаль отвалилась некстати, а вокруг зрители – блеск и нищета целой империи на примере уездного городка, никак иначе. Оказывается, приглашением московского пианиста и покупкой дорогущего инструмента не привести в порядок многолетний упадок в городе, где властвуют казнокрады…

Фото: Александр Иванишин

Любовь к музыке у Анны Андреевны простирается далеко за пределы концертных залов: она предпочитает дирижировать целым домом, управлять мужем, вести его за руку к (как ей кажется) успеху и карьерному росту, по пути устраивая жизнь дочери, Марьи Антоновны. С упорством и хладнокровием леди Макбет, Анна Андреевна не терпит возражений, потому что сама лучше всех знает, в чем для них заключается благо. Отношения отцов и детей в семье Городничего – это не трио, а тандем. Трио разваливается, потому что Антону Антоновичу не до семейных неурядиц и выяснения отношений с подрастающей дочерью, поэтому задачу третировать чадо с энтузиазмом и завидной педантичностью берет на себя мать. Доведенная до отчаяния Марья Антоновна (Марьяна Спивак) уже готова и на убийство родителей, и на брак с Хлестаковым, но известные обстоятельства помешали и переезду в Петербург, и освобождению от гнёта родительской любви и оков их попечения.

Хлестаков (Константин Райкин) вызывает смешанные чувства: являясь одновременно носителем власти и ее порождением, он в разных ситуациях проявляет разный набор качеств. Будучи человеком-хамелеоном, он то втирается в доверие, то строит из себя Большого Чиновника из Петербурга, то вызывает жалость. Кроме того, Иван Александрович – яркий пример человека, не справившегося с взятой на себя властью (пусть и воображаемой) и не способного изменить что-либо вокруг себя. Еще до своего разоблачения он терпит крах: известие о трагической кончине Бобчинского сокрушает его, оставляя на его лице надолго печать неподдельного ужаса, а имена и даты расстрелов репрессированных в 1937-1938 годах вылетают из тараторящего местного чинуши как пули из автомата и расстреливают самого Хлестакова.

Фото: Александр Иванишин

Сцена с подготовкой к даче взятки в начале второго акта – одна из ключевых в спектакле: Аммос Фёдорович (Антон Кузнецов) чеканит слова и двигается как заводная игрушка, настойчиво указывая, как и сколько надобно давать, чтобы и так, и эдак не обидеть и не ущемить Хлестакова, тем временем на заднем плане группа мужчин вторит ему, ритмично выбивая из рояля отрывистые звуки. Всё это напоминает какое-то жутковатый механизм по сбору и передаче денег: цель неблаговидна и даже преступна, но механизм работает исправно. А если что-то помешало, то самодостаточная система справится, выкинув чуждый или засомневавшийся элемент и продолжит свою работу дальше. Таким элементом-жертвой стал Бобчинский (Ярослав Медведев), который провалил свою почётную миссию взяткодателя, за что и поплатился. Молох власти не терпит неуверенных и не преданных системе. Любой, кто попытается отречься от заведенных в вотчине Городничего порядков – будет наказан.

Материализованная аллегория этой саморегулируемой системы власти, так сказать, наглядная модель иерархии сильнейших, коррупционная пирамида – выстраивается в финале спектакля, неспешно, но неотвратимо, всё как в жизни – на наших глазах, при безмолвном наблюдении свидетелей, под красноречивое немое возмущение. Из потертых, но крепких ящиков выстраивается цитадель, на которую забирается и ложится Хлестаков в белой простой рубахе. Но нет в его фигуре больше ни торжества, ни кичливости – он похож то ли на измученного тяжелой дорогой путника, то ли на кающегося грешника (ведь злодеяния рано или поздно требуют расплаты), а быть может, на обиженного ребенка, того самого, которому строгая нянька вылила на голову кашу. Финальная сцена с поездкой по тряской дороге на воображаемом огромном грузовике (мне эта конструкция напомнила именно бортовой советский грузовик, кабина которого сколочена из таких же досок, как ящики за спинами героев) вызывает ассоциацию с отрывком «Русь-тройка» из поэмы Гоголя «Мёртвые души»- так же быстро, неистово и без ответа несётся эта мифическая машина. «Мы не переживем – дети наши переживут» – быть может, слова Хлестакова окажутся пророческими.

Фото: Александр Иванишин

Визуальный ряд, как обычно в спектакля у Юрия Бутусова, и в «Р» оказался на высоте: Максим Обрезков создал пространство со стильными композиционными доминантами и интересными деталями. Длинная барная стойка в глубине сцены, оснащена гримерными зеркалами, в которых отражается зрительный зал, создавая иллюзию города, народа, страны. Огромный проектор передвигается над сценой, то ярко вспыхивая, то угасая, создавая эффект съёмочной площадки. Элегантные костюмы помещиков и чиновников, а также изысканные наряды Анны Андреевны (случайное совпадение или реверанс «Ревизору» – она четыре раза за время спектакля меняет одежды) – доставляют эстетическое удовольствие. Как водится, обилие смыслов и подтекстов – по содержанию, – сопровождается в спектаклях Юрия Николаевича россыпью символов и знаков в сценографии. Огромная ворона, чучело которой процессия выносит на сцену, может быть истолкована каждым зрителем по-своему. По традиции, не обошлось без танцев. Впрочем, их меньше, чем обычно в спектаклях режиссера (да и сам спектакль, несмотря на безусловно угадывающийся с первых минут авторский почерк, достаточно необычен), но какие это танцы! Особенно в финале.

Так может, есть надежда, и наши дети действительно переживут то, что не суждено нам, и увидят действительность, которую захочется принять, а не бороться против нее?

Билеты

Текст Алена Азаренко