Ваш путь к актерству начался стремительно: сначала съемки, затем уже поступление в Школу Табакова. Хореография, музыкальная школа по классу фортепиано, мысли об ансамбле Моисеева. Мечтал ли юный Влад о драматической сцене или все получилось случайно?

Не то, чтобы мечтал. Я понимал, что во мне есть какая-то творческая составляющая, которую надо реализовывать, именно в такой среде, атмосфере мне было комфортнее всего. В момент поступления в колледж Табакова нас спрашивали: «Вы любите выступать на сцене?». И ведь правда, это отличный критерий. Лично я всегда от этого получал и получаю удовольствие.

Конкретно в драматической направленности я себя в детстве пробовал, но изначально больше грезил хореографией. Очень хотелось заниматься народным танцем в ансамбле Моисеева. Потом уже я понял, что это можно совместить, ведь драматический театр предполагает и вокал, и хореографию, и игру на инструментах. Уже в колледже, будучи студентом, окончательно убедился, что сделал правильный выбор. Как драматический артист, я могу примерить на себя любую профессию.

Школа Табакова – это мощный бренд. Видела, вы тоже ездите на региональные прослушивания. Вы в них участвуете как выпускник, чтобы рассказать ребятам, что их ждет?

Я был в Кемерово вместе с педагогами, принимал участие в пресс-конференции, в самих отборочных этапах (а это несколько туров). Изначально было около ста человек, при этом не только из Кемерово, но и других городов. В первый день была пресс-конференция, во второй педагоги колледжа слушали ребят и отобрали человек пятнадцать. На третьем финальном туре во главе комиссии уже сидел Машков, и он целый день с абитуриентами работал: проверка хореографии, вокала, в целом знакомился (кто ты, кто родители, почему интересно). Еще Владимир Львович очень любит проверять эмоциональный диапазон: как, например, человек переходит от смеха к грусти. Как ни странно, сейчас ребятам сложнее всего просто искренне засмеяться. В итоге отобрали человек шесть, и уже в июне они приедут в Москву на финальные три тура. Вот так суммарно со всей страны к третьему туру соберется около двухсот участников. При этом, что важно, за счет колледжа ребятам, прошедшим региональные отборы, оплачивается переезд в Москву и обратно, а так же проживание.

Как вы думаете, что отличает колледж от других театральных вузов? В первую очередь по методикам преподавания?

Конечно, самое главное отличие в том, что в колледж поступают после 9 класса. Ты учишься пять лет, и в девятнадцать-двадцать уже обладаешь полноценным высшим образованием. Правда, когда я учился, Школа еще не имела статуса высшего учебного заведения, поэтому у меня корочка о среднем-специальном. Статус ВУЗа – это достижение Владимира Львовича.

Вернемся, тебе двадцать, и ты уже завершил обучение. Насколько я знаю, такого больше нигде нет, чтобы в столь раннем возрасте ты уже был дипломированным артистом театра и кино.

фрагмент спектакля “Ревизор”

Если о методиках. Из уникального: престидижитация (фокусы и работа с вниманием), перкуссия (работа с барабанной установкой), амбидекстрия (равное развитие функций обеих рук, без выделения ведущей руки. Амбидекстрия предполагает одинаково хорошее развитие интуиции и логики, так как заставляет работать оба полушария мозга). Степ (обычно в театральных институтах он включен в хореографию, у нас же это отдельный предмет). Я, к сожалению, всего это великолепия не застал, так как выпустился в год, когда Владимир Львович стал Худруком.

Названия всех этих предметов очень красиво звучат, но важно понимать, что это огромная работа. Ребята с 8 утра до 9 вечера учатся: уроки по расписанию, работа с педагогами, самостоятельная работа. Они большие трудяги, это почти армейский режим по нагрузкам (улыбается). Именно поэтому из колледжа Табакова так мало выпускается: на моем курсе из 24 человек выпустились 13. Отчисляют сильно, нужно быть конкурентноспособным. Это не то место, где можно пропускать занятия. У Школы шестиэтажное здание на Чаплыгина, и все знают друг о друге все. Все в одном здании и живут, и учатся, и едят, есть время отбоя. Ты можешь пропустить только по болезни, а не как в других вузах: «Я решил, что сегодня на пары не пойду».

В год, когда вы выпустились, не стало Олега Павловича. Вы уже были введены в «Ночи Кабирии» в Табакерке, вас взяли в труппу и сразу подряд два подарка судьбы – «Матросская тишина» и после «Ревизор». Возраст двадцать лет. В обоих спектаклях ведущие артисты труппы, партнерство с Владимиром Львовичем. Мало того, он еще и худрук театра. Какие ощущения? Что помогло влиться и выдержать?

Прозвучит пафосно, но иначе это назвать нельзя: это было счастье. Для начала я просто мечтал работать в Табакерке! До конца не верил, что меня возьмут: ушел Олег Павлович, ситуация была сложная – мы не ожидали, что хоть кого-то возьмут. Когда умирает человек такого масштаба как Табаков, он огромное количество всего забирает с собой и остается много пустоты.

фрагмент спектакля “Матросская тишина”

И вот мне предложили «Матросскую тишину». Меня это мощно зарядило: я очень изменился внутренне за это время, много работал над собой. Подобные роли огромная ответственность, и мне важно было поверить в себя. Когда люди, которых ты любишь, дают тебе такую возможность, надо оправдывать и делать. Наша профессия проста: не можешь ты, смогут другие. Даже с учетом того, что каждый артист индивидуален, незаменимых нет, и это важно не забывать.

Как только я получил роль Давида в «Матросской тишине» – сразу же начал заниматься с педагогом по скрипке. Это очень сложно, хотя, кажется, я до этого закончил с отличием музыкальную школу, правда, по классу фортепиано. Но скрипка настолько иной инструмент! Ей, конечно, нельзя начать заниматься спонтанно, надо учиться с самого раннего детства, потому что руки привыкают к инструменту десятки лет. Я после этого опыта совершенно иначе воспринимаю скрипачей, восхищаюсь ими безмерно.

А еще я не понимал, что это за явление такое – Машков. Мы не были с ним знакомы, Владимир Львович , конечно, принимал выпускные экзамены, но не более. У меня был большой страх перед ним. Ответственность же огромная…

Ответственность перед маститым актером и режиссером или перед худруком?

Деление есть. Я очень люблю Владимира Львовича. В первую очередь как человека. Как к партнеру по сцене я к нему сейчас спокойно отношусь, когда только начинал – была боязнь. Мы играем отца и сына, что предполагает большую близость: мы обнимаем друг друга на сцене, целуем. Была и большая неловкость: как это взять и обнять МАШКОВА?

Сейчас я разделяю: есть художественный руководитель и начальник, от которого зависит моя судьба в театре, а есть – партнер по сцене и перед ним страха нет. Мне кажется, самое плохое, когда есть субординация на сцене. Это очень заметно зрителю.

фрагмент спектакля “Ревизор”

Все артисты отмечают, что с Владимиром Львовичем очень комфортно работать. Ведь кроме нескольких актеров, успевших раньше с ним поработать, все заявленные в «Матросской тишине» работали с Машковым в первый раз. Мы все буквально бежали на репетиции, такое было удовольствие от этого процесса.

27 августа была первая репетиция, 27 января уже премьера. Пять месяцев счастливой жизни. Мы вошли к нему в большое доверие: артисты смогли показать себя, в человеческом смысле мы все очень сблизились, и многое друг о друге узнали. Наверное, после «Матросской тишины» случилось слияние труппы с новым для нее худруком.

В Табакерке царит очень дружественная атмосфера, у нас нет иерархии, есть лишь подчинение замыслу, который вложил Табаков. Не мы это дело начали, не нам его заканчивать – все это понимают. Прозвучит наивно, но для меня очень ценно, что мы всегда собираемся перед спектаклем, делаем «ручки» (своеобразное рукопожатие всех актеров – прим. ред.), желаем хорошего спектакля. Мне кажется, такая жизнь и должна быть в театре.

Вы как-то говорили в интервью, что у Машкова к вам достаточно отеческое отношение.

Мне двадцать лет, ни громкой фамилии, ничего. До меня эти роли – Давида Шварца и Ивана Александровича Хлестакова – играли маститые артисты. В «Матросской тишине» – Евгений Миронов и Сергей Безруков. Но у нас получилась своя «Матросская тишина», с неизменным Абрамом Шварцем – Владимиром Машковым.

Знаете, я хорошо запомнил один момент. Перед «Ревизором» я как-то прыгнул с декорации, а нужно понимать, я весь спектакль скачу по этим декорациям. И он позвал меня и сказал: «Я тебе по-отцовски говорю, будь аккуратен. Я боюсь за тебя». Чистая цитата. Вроде бы такая мелочь, но мне кажется, это говорит об его отношении ко мне.

фрагмент спектакля “Ревизор”

Хлестаков. Вы сейчас самый молодой ее исполнитель. Тяжело ли играть героя, у которого уже столько трактовок и прочтений? Ведь подойти к нему с чистого листа, наверное, нельзя. Это как попытаться изобрести Гамлета.

Хороший вопрос. Случилась «Матросская тишина», и я узнал, что мне дают роль Хлестакова. Вдохновение этой новостью было настолько сильным, что, честно, я об этом совсем не думал. Мне просто казалось, что я сплю наяву. Надо понимать, что артист может нравиться, может не нравиться, но он всегда должен стараться играть верно. А это зависит от разбора, от того, что заложил в эту роль автор. По-хорошему нужно просто правильно играть то, что прописано в сцене, не пропуская ничего. Я хотел добиться , чтобы человек, хорошо знающий пьесу «Ревизор» не мог к моему герою придраться. Я подробно расписывал, что нужно в каждой сцене играть, что я хочу от партнера, что должен сделать.

Сергей Ишханович Газаров. Кажется, это его четвертое обращение к «Ревизору». Он ставил этот спектакль в Табакерке с Александром Мариным – Хлестаковым и Владимиром Львовичем – Городничим, потом снял фильм с Евгением Витальевичем Мироновым, потом поставил спектакль в театре Джигарханяна (еще не будучи художественным руководителем) и опять вернулся к нему Табакерке. А еще у него даже был ресторан «Хлестаков» – то, есть человек буквально через всю жизнь пронес эту пьесу. Кажется, он знает ее как никто другой. Сергей Ишханович очень многое мне подсказывал, он очень тонко разбирается в материале, а когда что-то показывает по-актерски, то вопросов вообще не возникает. Я помню, он мне уже на банкете после премьеры рассказывал, как он меня выбирал на эту роль. Владимир Львович порекомендовал посмотреть ему «Матросскую тишину», он посмотрел, ничего сверхъестественного не увидел во мне, но хорошо, давайте попробуем. И тогда уже в силу вступили мои хореографические данные: когда Газаров узнал, что я очень пластичный, он сказал, что именно это и нужно в Хлестакове. Есть такая теория, что Гоголь писал Хлестакова как дьявола, беса, принимающего форму любого человека, с которым он разговаривает. У нас это решено в пластике и физических действиях. Наш Хлестаков – это дым, принимающий форму любой колбы.

фрагмент спектакля “Ревизор”

Еще у Хлестакова есть очень важная фраза в пьесе: «У меня легкость в мыслях необыкновенная». Газаров считает, что легкости в мыслях не может быть у взрослого человека. Это очень тонкая грань: взрослый человек может только осознанно обдуривать полгорода N, а Хлестаков именно от легкости мыслей. Именно поэтому это не Остап Бендер. И поэтому для данной постановки очень важно, что я был и есть достаточно юный.

Ваша сверхпластичность реально запоминается. Были ли это постановочные решения, основанные только на фактуре, или чему-то пришлось дополнительно учиться?

Шло все от моей физики. Моя органика предполагает такое существование. Когда появились декорация Александра Давидовича Боровского и тот самый парапет, на котором я танцую, все сложилось. Изначально ходить по парапету не предполагалось. Но на одной из репетиций я предложил Сергею Ишхановичу, что залезу в сцене вранья на парапет и всё встало на свои места. Хлестаков получается как бы над всеми. Тогда ширину парапета увеличили до размера моей ноги, чтобы она точно вставала на него.

После «Ревизора» снова работа с Газаровым, и тоже достаточно пластичный персонаж маркиз Дорант.

Самая далекая для меня роль. И Хлестаков, и Шварц для меня ближе, здесь их истории можно как-то применить к моей жизни и тому, что в ней случалось. В «Матросской тишине» это отношения отца и сына, очень важная и трогательная история. «Ревизор» близок мне в первую очередь как комедия, я люблю ее законы, сам очень люблю шутить. Легкость Хлестакова мне близка.

фрагмент спектакль “Мольер, avec amour”

«Мольер, avec amour» случился для меня спонтанно, я не должен был в нем принимать участие. И он еще только набирает обороты. Если сравнить то, что было на премьере и сейчас, это разные спектакли. Казалось бы, «Ревизор» должен быть тяжелым спектаклем физически, я столько в нем делаю, но «Мольер» – что-то запредельное. Латиноамериканские танцы, ча-ча-ча, совокупная пластика персонажей – а у меня даже и не очень большая роль. На каждый спектакль идешь, как на войну, нужно два часа продержаться и пройти этот сложный путь. В «Мольере» очень важна скорость. Фарсовая комедия предполагает дикий градус существования: ее нельзя «обытовить».

Знаю, что вы от театра участвуете в Импровизационном батле. Расскажите немного о нем.

В первую очередь это игра, и мы участвуем на добровольных началах. В этом плане мне сложно: я очень азартный и мне хочется всегда выигрывать, будь то настольная игра или актерский конкурс. Мы были заточены на победу и ее получили.

Это очень интересный опыт, в нем есть магия ПФД (память физических действий – прим.ред.). Импровизировать надо уметь, для этого требуется искрометное чувство юмора, нужно знать актуальную повестку. На десятую репетицию ты уже не знаешь, о чем еще пошутить. Помню, Мастерская Петра Фоменко играла просто потрясающе, такое правдоподобие чувств и эмоций. При этом все, что мы делаем, это актерские упражнения, чисто по системе Станиславского.

Нашим капитаном назначили артиста Алексея Князева, а он уже собрал ребят. В итоге получилась команда: он, я, Паша Шевандо, Яна Сексте. Мы с ребятами обычно и в театре себя так ведем, шутим постоянно. Ну а Яна Сексте, нет того, что она не умеет делать.

А вы успеваете сами ходить в другие театры? Что интересно, что бы посоветовали?

Как раз недавно обсуждали, что артисты делятся на два типа: одни ходят только в свой театр, остальные много и везде. Я отношусь ко второму типу и стараюсь много смотреть, даже веду подсчет. На данный момент просмотров около двух сотен.

Из последнего – потрясающий спектакль «Папа» в театре Современник. Шакурова на театральной сцене видел в первый раз, Виктория Толстоганова – просто изумительная. При этом буквально за день до я посмотрел экранизацию с Хопкинсом, у нас это не менее сильно получилось.

В МХТ им. Чехова, конечно, нужно посетить «Сережу», в Театре Наций я получил громадное удовольствие от «Горбачева». В Сатириконе очень понравились «Все оттенки голубого». В Театре Пушкина последняя премьера, которую смотрел, – это «Заповедник». У нас по этому произведению был дипломный спектакль, я его знаю наизусть.

Совсем недавно в Центре театра и кино под руководством Никиты Сергеевича Михалкова я посмотрел его спектакль «12». Честно говоря, для меня фильм работает сильнее, но в спектакле есть свои актерские открытия (из старого состава в спектакле только сам Никита Сергеевич). В спектакле очень впечатляющий финал.

А если о мечтах. С кем из режиссеров хотелось бы поработать.

Вот мы сейчас говорили о Михалкове, и я обожаю его как режиссера. «Утомленные солнцем», «Несколько дней из жизни Обломова», «Пять вечеров» – я на них вырос. И вот сейчас у меня большая работа в кино с Олегом Евгеньевичем Меньшиковым, и я будто чувствую близость к нему через Меньшикова. Это же один из его главных артистов.

Мне было бы интересно поработать с Юрием Николаевичем Бутусовым, но, думаю, для меня это было бы очень сложно. Дмитрий Крымов… Меня очень впечатлил «Сережа».

Влад, а что мы ждем в будущем из театральных работ?

Уже не секрет, Владимир Львович восстановил «Страсти по Бумбарашу», и я в нем репетирую Яшу-Коммуниста. Это очень характерная роль, ее раньше играл Александр Мохов. Главную роль играет Севастьян Смышников, для него это будет первая главная роль и он очень в ней раскроется. Искренне желаю ему успеха и, уверен, что его ждет успех.

Репетиции спектакля “Страсти по Бумбарашу”

Беседовала Ольга Шишорина

фотографии предоставлены пресс-службой театра