Мы встретились с Александром в обычную для Молодежного театра субботу: в этот день он играл в трех спектаклях, но нам все же удалось найти время для общения. Все, кто видел Девятьярова на сцене, отмечают яркость его героев. Он часто импровизирует, абсолютно музыкален и кажется совершенно гуттаперчевым. Его работа в «Сыне» Юрия Бутусова – новая вершина мастерства – и именно об этом опыте и будет последующий разговор.

Первый вопрос, конечно же, будет о работе с Юрием Николаевичем. Часто артисты говорят, что после существования в его спектаклях внутренний мир немного меняется и уже сложно играть как раньше. Какие у вас впечатления и как это на вас повлияло?

Отчасти это, действительно, так. Я могу сказать, что получил колоссальное удовольствие и колоссальный опыт. Даже не знаю, как это правильно сформулировать: это какое-то безграничное актерское счастье. Это космос, и я благодарен, что я в нем полетал. И, конечно, дальше все по-другому, ведь это новый опыт, и ты не можешь его откинуть и идти дальше. Естественно, это дополнение, к тому, что уже было, и я, повторюсь, безгранично счастлив, что поработал с ним. Надеюсь, что когда-нибудь поработаю еще.

Я кайфовал каждую секунду и понял фразу Эфроса «репетиция – любовь моя». Это умение все повернуть – и актера, и сцену – и все это в такой любви, в сотворчестве, в музыке.

Как раз хотела поговорить о музыке. Знаю, что вы давно пишете музыку. И известно, что Бутусов часто дает артистам карт-бланш в этюдах. Удалось ли в этой работе соединить ваши две ипостаси?

Все удалось. Когда я принес этюд «таз» под музыку, и Юрий Николаевич, за что его глубоко уважаю, не меняет то, что идет от актера. И если музыка подобрана, то она продолжает звучать.

сцена из спектакля “Сын” / РАМТ

А удалось ли посотрудничать с Фаустасом Латенасом[1]?

Немного. К сожалению, в тот период он был в перелетах, но дважды был у нас на репетициях. И соприкоснуться с этим прекрасным художником довелось, царствие ему небесное. У нас над спектаклем работали потрясающие мастера – и Фаустас Латенас, и Максим Обрезков. И все создавалась в такой любви.

Говорят, что основная декорация – реконструированный на сцене репетиционный зал театра, который был специально перекрашен в черный.

Так и есть. Как я понял, обычно Юрий Николаевич репетирует сразу на сцене. А когда нас поместили в этот зал, он добился, чтобы его стены покрасили в черный цвет, и мы начали его обживать. И в какой-то момент поняли, что нам нужен только стол. Это была идея Юрия Николаевича: ему чем-то этот стол понравился, и мы начали вокруг него существовать. И затем все было перенесено на большую сцену. Конечно, дополнили окном, еще ряд улучшений.

И если снова о музыке, Юрий Николаевич – очень музыкальный режиссер. Видимо меня это подкупает, ведь я очень люблю музыку, сочиняю. И здесь у нас все срослось.

Вы еще весьма пластичны…

Это было неожиданно, что все так пишут и что приходит столько отзывов в соцсети. Это импровизация чистой воды. Например, если говорить о финальном танце: Юрий Николаевич ставил музыку, был какой-то перерыв, и у меня это просто родилось. Бутусов, не побоюсь этого слова, гениально находит место, куда вставить смыслово ту или иную сцену. У нас изначально было два финала, он выбирал и в итоге оставил этот танец.

А были, конечно, этюдные вещи: например, наша сцена с Викой за столом – я просто предложил ей попробовать.

сцена из спектакля “Сын” / РАМТ

Наблюдая за вами, создается ощущение, что вы много импровизируете на сцене

Я это обожаю. Мне кажется, это одна из самых сложных и интересных вещей в театре. Пошутить могут все, но пошутить правильно – это задача. Я и сам учусь, но для меня это самое интересное в профессии. Я не привык, чтобы каждый раз было одно и то же. Это же неинтересно и скучно. Каждый раз ты выходишь на сцену другой, что-то случилось до этого. В этом плане интересно, что именно имел в виду Станиславский, когда говорил, что, входя в театр, ты отбрасываешь себя. Ведь так невозможно. Наверное, он все же имел в виду шелуху внешнего мира. Но с другой стороны: вот тебя толкнули в метро и если случившееся отбросить, то на сцену все равно выходишь уже не ты. Нужно это трансформировать в то, каким должен быть ты сейчас. Поэтому я стараюсь идти от себя текущего, что у меня произошло и не бросая вопроса об уже случившемся опыте. Это же основа театра. Та же комедия дель арте. («Зобеида», в которой играет Александр и часто импровизирует, как раз поставлена в этом жанре – прим.ред.)

сцена из спектакля “Зобедила” / РАМТ

Юрий Николаевич позволяет импровизировать, но все должно быть в рамках. Ты не можешь себе позволить на десять минут импровизацию, она все же должна быть аккуратной и в тему. Беспредела на сцене быть не может.

Спектакль еще совсем молодой. Чувствуете ли вы в нем уже какие-то изменения?

Трудно сказать, сейчас будет только 10-й спектакль. Выпускать мы должны были его вообще в марте, он очень много менялся. Уже накануне той запланированной премьеры мне позвонил поздно вечером Юрий Николаевич и сказал подумать над финальной сценой дополнительно. А потом уже после пандемии, мы снова стали его собирать, он выбирал между двумя финалами, и вот мы выпустили спектакль осенью.

Пока мы идем по задуманному, он обрастает мясом. У меня супруга его смотрела уже трижды и говорит, что ты при повторном просмотре обращаешь внимание на вещи, которые раньше и не замечал. Как хорошую книгу перечитываешь.

Как вы готовились к роли Пьера и работе с Юрием Николаевичем? Были ли уже хорошо знакомы с его творчеством?

Не могу сказать, что был хорошо знаком: видел «Чайку», в интернете записи из Ленсовета. Но потом, когда я уже попал к нему, я за декабрь и начало января пересмотрел все московские спектакли. Единственное, только недавно смог попасть на «Барабаны в ночи». Я даже успел сходить на «Папу» в Современник, это не имеет никакого отношения к Бутусову, но это другая часть трилогии Зеллера. В меня это очень попадает, это мой театр, ради которого есть смысл ходить и что-то понимать.

Когда было объявлено, что Бутусов будет ставить в РАМТе, лично у меня было ожидание, что вы точно должны попасть в список его актеров

Я лично не понимал этого. Вначале была «Буря», и мы много репетировали, он уже тогда начал меня «мять». Потом он оставил меня и Женю (Евгений Редько, исполнитель роли Николя – прим.ред.), прочитал нам пьесу «Сын» и доверил. Если честно, я был в раже.

сцена из спектакля “Сын” / РАМТ

Вас удивило распределение ролей?

Когда он прочитал пьесу, конечно, мы подумали, что будет естественно, если я сыграю Николя, а Евгений Николаевич, конечно, Пьера. Но Бутусов сказал, что ему интересен этот материал только, если роли будут распределены наоборот. Мы, конечно, удивились. Было очень важно найти подход: Женя ввиду своего большего опыта может быть быстрее нашел, у меня это дольше происходило. Был момент, когда я должен был репетировать сцену за столом как монолог, а Женя ко мне пришел и сел под стол, – и вот все сложилось.

У вас две дочери. «Сын» затрагивает тяжелые темы взаимоотношений с детьми. Повлияло ли это на вас как на отца? Взяли ли вы что-то в роль?

Изначально Бутусов всех нас спрашивал, есть ли у нас дети. У него самого маленький сын Серафим, и тема такая… Определенно, то, что у меня есть дочери, сильно влияет. Мне кажется, в целом трудно понять эти переживания за близкого человека, если ты сам не являешься родителем. Я уже восемь лет отец старшей дочери, за этот срок уже можно что-то понять.

Насколько легко вам после такого спектакля попрощаться с Пьером и снова вернуться к Александру?

После спектакля я под таким впечатлением обычно, что не могу часов до трех-четырех уснуть. Мне словно хочется еще раз выйти, что-то подправить, прожить еще раз. Адреналин, конечно, высокий, мне тяжело. Обычно я сразу переключаюсь, «Сын» в этом плане особенный.

Вы рассказывали, что РАМТ в свое время вам порекомендовала педагог в Школе-Студии и во многом из-за труппы. А если сейчас рекомендовали бы вы, то почему посоветовали этот театр?

Наталья Дмитриевна Журавлева, мой педагог, которая всю свою жизнь посвятила Художественному театру, сказала мне, что хотела бы, чтобы я служил в РАМТе. Когда я спросил «почему», она мне сказала, что там прекрасный коллектив.

Мне, конечно, сложно сравнивать, я всю жизнь служу в одном театре: наверняка каждый театр так про себя считает. Но сейчас я бы на ее месте сказал то же самое: у нас правда прекрасная труппа, большая взаимовыручка и человечность.

Вы уже работали с большим списком режиссеров. С кем бы хотелось еще встретиться на сцене?

У меня большой список! Я хотел бы с Крымовым поработать, с Мирзоевым. Я недавно видел «Сережу» (спектакль Дмитрия Крымова в МХТ – прим.ред.), и мне было бы интересно чему-то научиться у него. Мы же постоянно учимся, я за то, чтобы режиссер и артист давали друг другу новое.

Александр, чтобы вы как зритель посоветовали из спектаклей в Москве (исключая РАМТ)? Вы часто ходите в театр?

Как дочери подросли, стараюсь чаще ходить. Если рекомендовать, то «Сережа» Крымова и любой спектакль Бутусова. Это то, что из последнего в меня попало.

Беседовала Ольга Шишорина

[1] Фаустас Латенас (1956-2020) – композитор, соавтор спектаклей Некрошуса, Туминаса, Бутусова. «Сын» в РАМТе стал его последней совместной работой с Бутусовым.