READING

#чайкакоршун, или новый взгляд на Антона Павловича...

#чайкакоршун, или новый взгляд на Антона Павловича

«Чайка» для МХТ имени Чехова – пьеса знаковая, особенная. Поставленная основателями Станиславским и Немировичем-Данченко в 1898, затем дважды в 60-х годах художественной коллегией театра, а после Олегом Ефремовым в 1980 (и в его же редакции восстановленная в 2001), в начале 2020 года эта птица снова залетела под крышу дома в Камергерском переулке. В год 160-летия Чехова новое прочтение представил Оскарас Коршуновас. В спектакле задействованы сплошь звезды труппы, а в роли Треплева выпускник школы Табакова и стажер МХТ Кузьма Котрелев. Говорят, это один из самых дорогих спектаклей МХТ (Аркадина дефилирует в настоящем Mercury), говорят, это перенос на московскую сцену его прошлой литовской версии. Так что же это за «Чайка»-2020?

фото А. Иванишин

Спектакль, идущий почти четыре часа, начинается еще в момент, когда первые зрители проходят в зал. Знаковый занавес скрыт за кулисами, сцена вся как  на ладони, туда-сюда прохаживаются актеры. Повторяя реплики, разминая речевой аппарат, танцуя, болтая, они пока что еще Даша и Игорь, Кузя и Станислав Андреевич, а не Аркадина и Тригорин, Треплев и Сорин. Четвертая стена просто не существует: вот уже со сцены спускается Мороз-Аркадина и знакомит зрителя с хэштегом #чайкакоршун, призывая снимать сторис и делиться фото-видео в социальных сетях. В это же время нам впервые напоминают о связи «Чайки» и «Гамлета»: на сцене Котрелев-Треплев репетирует монолог Гамлета. Цитат из Шекспира на сцене становится неожиданно много, Шекспир разбросан по тексту, и параллели с треугольником Гамлет-Гертруда-Полоний подсвечены особенно ярко. Треплев же постоянно перемещается между сценой и залом с неизменной камерой в руке. Она становится его листом бумаги, она в вечных проекциях на экраны-занавесы присутствует в повествовании.

фото А. Иванишин

Одной из характерных черт спектакля становится постоянное присутствие дополнительных, по тексту лишних участников в сценах: они врываются в чужие диалоги, вставляют ремарки, выносят реквизит. Так в разговор Дорна с Машей вмешивается Медведенко со своим «меня в этой сцене нет, но я тут посижу, разговор будет обо мне», Аркадина устало вздыхает «любит-любит тебя мать», а выяснение отношений между ней и Тригориным больше похоже на шоу «Дом-2», за которым из-за стеклянной перегородки наблюдают остальные герои. Отношения последних двух в данной версии максимально обрели плоть и кровь: жаркие страсти, почти постельные сцены, одна из них прямо во время спектакля Треплева. После этого остается мало вопросов к поведению Константина Гавриловича и его отношениям с матерью. Но чтобы мы и в этом не сомневались, в третьем действии достаточно ясно показан эдипов комплекс.

фото А. Иванишин

Аркадина Дарьи Мороз сумасбродна, истерична, себялюбива. Она дива и привыкла быть центром внимания. «Ну я же актриса, я не могу себя вести по-человечески», – кокетливо восклицает она и продолжает делать все по-своему. Аркадина не умеет любить. В данном спектакле это подчеркнуто особенно: она милуется с Тригориным, но он для нее игрушка и прихоть, с родными же сыном и братом она равнодушна и бесчеловечна. Понятно почему бунтует Треплев, почему таким лишним человеком выглядит Сорин. Ирина Николаевна подавляет и разрушает их. Сама Дарья Мороз говорит, что ей хотелось сделать героиню ядовито-яркой и вычурно-наигранной, сравнивает ее с кардиограммой. Такой она и получилась: интересуя, порой завораживая, но не вызывая хоть толики эмпатии. По словам актрисы их главный конфликт в том, что Аркадина работает не жалея себя, сын же ее ничего не делает и сидит на шее у дяди и матери. Эту идею поддерживает и Кузьма Котрелев (Треплев), говоря, что Костя Треплев – это представитель нынешнего поколения.

фото А. Иванишин

Сорин Станислава Любшина подчеркнуто одинок и неприкаян. Он выделяется с самого начала, не к месту вставляя ремарки и как-то слишком подчеркнуто представляя на сцене старую школу. Во время монолога «у меня и в молодости была такая наружность, будто я запоем пил и все. Меня никогда не любили женщины», зал не сдерживает смеха. Смешливое бурное молодое и среднее поколение, степенный и размеренный Любшин. Не зря Сорин так часто падает в сон и выпадает из общего действия. Поневоле вспоминается Фирс в «Вишневом саду»: если бы нужно было бы забыть одного жителя поместья у озера, это был бы действительный статский советник Петр Николаевич.

Спектакль Треплева – краеугольный камень происходящего. Здесь знаменитая пауза длиной в восемь мхатовцев, и Нина Заречная как смесь инопланетянки и Уитни Хьюстон с ее вау-выступлением «Queen of the night» в «Телохранителе». Здесь морок, дым, содом и гоморра, и шутки про иммерсивный спектакль в темноте. Все это дополняет музыка Prodigy, и вот уже нежный восприятием Тригорин с криком «я приехал сюда отдыхать, а не ослепнуть» срывается с места. «Львов, орлов и куропаток» уже не узнать, и лишь несчастная Маша (потрясающая роль Светланы Устиновой) чувствует каждую клеточку этого монолога, выкрикивая в нем свою неразделенную любовь. Образ Маши, думается, главное украшение этого спектакля. Устинова создала свою героиню настолько живой, израненной, словно она бабочка, которую нельзя трогать. Бабочка, которая бьется в силках, пьет черную и каждой клеточкой чувствует любимого человека.

фото А. Иванишин

Здесь интересны трактовки почти всех персонажей: Дорн Станислава Дужникова как некий всеобщий экзистенциальный психоаналитик, добрый доктор Айболит; Медведенко Павла Ворожцова, нелепый и требующий внимания, «паразит, присосавшийся к Маше»; какой-то слишком борзый и балагуристый Шамраев (Евгений Сытый). Евгения Добровольской в этой версии «Чайки» собрала фулл-хаус: теперь она – Полина Андреевна, и этим закрывает галерею своих персонажей в пьесе. Такой Полины Андреевны мы не видели: у нее мало текста, много фактуры и в целом, Добровольская может просто стоять на сцене, но зал уже считывает все, что несет ее персонаж, и взрывается аплодисментами.

фото А. Иванишин

Не зря сами актеры говорят, что их «Чайка» – маленькая злая птица. Нынешнюю постановку уже обвиняют в излишней агрессии и «нечеховском» прочтении. Да, спектакль ни в коей мере не рафинированный и не спокойный, но в нем есть некое буйство жизни, пусть и порой невпопад, да через край.

Второе действие, как обычно с ним и бывает, более затянуто, чем первое. Тот же самый арсенал на сцене, лишь изменились цвета и все повсеместно становится черным. Истерия персонажей усиливается, и даже финальный выстрел не вызовет эмоций окружающих. Каждый варится в своем мире и созерцает свою пьесу. Нынешняя Аркадина не услышит известных слов «Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился», а, возможно, и не заметит, что сын ушел из жизни.

Билеты

Текст Ольга Шишорина