Многие называют Реку в числе лучших постановок СТИ, и вот наконец я до неё дошла. Без текста Платонова в анамнезе, но с весьма любопытной и нестандартной псковской Рекой, которую привозили к нам на Маску (где звучали большие куски текста, все действо ощущалось как встроенная радиопостановка). Самого Платонова прочитала, как только пришла домой – потому что под конец возникло ощущение, что чего-то немножко не хватило. Но обо всем по порядку.

Начинается все шикарно – даже если прийти ровно к семи вечера, остается минут 7-10 посидеть за общим столом, выпить чаю и съесть давно позабытый бутерброд – чёрный хлеб с салом. В Театре будут вас трепетно ждать (в разумных пределах), потому что зайти в зал после начала возможности не будет. Тебя встречает «сторож» с бодрым молодым голосом, говорит – у нас сегодня все бесплатно, товарищи, проходите, угощайтесь! Пишу и даже чувствую запах того чая. Ещё вареная картошка стоит на столе, потом и она, и чёрный хлеб, как заведено в СТИ, появятся в спектакле.

«Река Потудань» – это предельная степень камерности. 35 человек сдают на входе телефоны в ящик с ячейками (закрывают, уносят, в конце все вам обязательно вернут), поэтому фото зала, наверное, никто не видел. И это хорошо – есть эффект неожиданности, есть какая-то обнаженность пространства, которую ты не предполагал, даже если читал отзывы. Пространство работает очень интересно – почти ничего нет в нем, но одновременно там достаточно всего, что будет раскрываться постепенно. Падает свет на узкую полосу ковра – и ты удивляешься, как ты не увидел его раньше, он же разноцветный, выделяется? Потом – как ты не заметил номера на досках? Как ты не заметил реку, выщербленную на белой кирпичной сцене сзади? Этот «шрам» на стене был и до «Реки» и очень удачно вписался в сценографию.

В спектакле шикарно работает свет (Дамир Исмагилов – знаковая фамилия), в кирпично-деревянном антураже его переключение – это даже не рассвет/закат/смена фокуса внимания, это какие-то символические стадии жизни. Сценография Александра Боровского – тоже из категории «все гениальное просто», спектакль в основном из дерева, только иногда добавится железное ведро или миска с едой (и сама еда – завёрнутые в тряпочку картофелины или хлеб, одно зеленое яблоко).

фото А. Иванишин

Три героя присваивают себе текст, который у Платонова идёт в основном от третьего лица, и рисуют картину оголенного человеческого существования после Гражданской войны. Голод – привычное состояние, тиф – обычное дело, как и жизнь заново. Мне в начале вспоминались обожаемые в детстве “Два капитана” – как ни относись к временам, но история развития личности внутри них мне всегда была интересна. И глядя на Любу, которая учится, самой хотелось пойти ещё срочно чему-нибудь научиться. Даже успела отвлечься на мысль, какие следующие билеты мне нужны в СТИ, чтобы ещё побыть в такой атмосфере.

В Реке два состава на роль Любы, у нас была Мария Шашлова, и ее Люба мне показалась намного более тёплой, чем в оригинале, меньше стоящей «в позиции сверху». У Платонова как будто все все понимают, все предопределено, и можно только молча переживать своё или чужое бессилие. Тут все как будто решается в каждый момент времени – и как же хотелось подтолкнуть Никиту, пойди, поговори, не молчи, да открой ты этот шкаф! Может быть, позиция «сверху» частично перекочевала к зрителям или лично ко мне. В тексте его жалко, это то ли такая родовая травма времени, то ли в любом времени может так не повезти, а как жить мужчине, который осознаёт своё бессилие и не видит путей это изменить? Джуд из “Маленькой жизни” понял бы этого Никиту.

А в СТИ этот парень одновременно сильнее и слабее – как будто у него был шанс, но он его провалил (в моем субъективном восприятии). Тут как будто не проходит времени между событиями, поэтому все взаимные реакции острее. И непонятно, что с ним происходило в месяцы отсутствия. Может это и не нужно, но у меня осталась лёгкая незавершённость – и лёгкая нехватка внешнего контекста во второй половине действия.

фото А. Иванишин

Сначала перед нами внешний мир, он прямо не присутствует, но в спектакле есть тема еды, мебельной мастерской, есть подруга Женя, которую мы только слышим. Потом остаётся только история двоих (разве что отец становится уже внешним миром). Есть работа Любы, снова извне появляется еда, появляется как бы на горизонте та самая река. Может быть я не права, что история потеряла свой фундамент, а может быть, так и надо – оторваться от него и уйти дальше. Сужу только по своим ощущениям, которые в начале были более интенсивные, чем в конце. А может быть, это все потому, что тема сложная, и хочется от неё закрыться, бывает же и такое.

фото А. Иванишин

Но ещё раз повторюсь про камерность – она бесценна. Здорово, что на большой сцене параллельно не идёт спектакль, что темный холл на выходе только для тебя, что на улицу ты выходишь в тихий двухэтажный мир, и можно подержать это состояние и только потом понять, что там даже не было ни звука музыки (и вспомнить, как иногда все три актёра скрываются за дверью, а ты даже можешь остаться на время в темноте и тишине). И что бы я ни говорила про конец – на Реку стоит идти.

И кстати приятный бонус – билеты с декабря стали дешевле.

Билеты

Текст Наталия Березина