Здесь только камни не плачут…
В последнюю неделю декабря в театре «Практика» состоялась премьера камерной оперы «Мороз, красный нос» по поэме Николая Некрасова. Созданная в сотрудничестве режиссера Марины Брусникиной, композитора Алексея Сюмака и художницы Ксении Перетрухиной она полностью переосмысляет программное произведение, и словно уходит в иную плоскость исследования. Может показаться, что канун Нового года и обманчиво сказочное название сулят сказку, но этот спектакль совсем не для детей. Не по причине возрастного ограничения 16+ или стилистике повествования, а просто по тому, что требует некого пережитого опыта потерь. Именно пережитого. Прожить его поможет сама постановка. Для театра это эксперимент, в котором встречаются артисты созданного весной ансамбля «Практика» и актриса Мастерской Брусникина.
Поэма Некрасова рассказывает о молодой крестьянской вдовице Дарье, схоронившей мужа тяжелой зимой и оставшейся без главного кормильца в доме. Краткое содержание хорошо бы перед походом повторить. Авторы достаточно четко придерживаются сюжета, но, если не прислушиваться к песням, его изгибы уловить будет сложно.
В центре – боль женщины, переживающей потерю. Оголенная как нерв, почти животная боль, проходящая все стадии: шок, отрицание, попытки смирения, отчаяние… Спектакль словно еще одна ненаписанная глава в “Бегущей с волками”: женская самость пробуждается, заводит свою тяжелую песнь и начинает плести саван.
Перед нами некий спектакль-путешествие, спектакль, пробуждающий ото сна самые затаенные частички души. Почти архетипическое исследование потери начинается в фойе, где зрителей призывают согреть замерзшие руки, а удары деревянные посохи по полу вызывают дрожь и оторопь. Деревянный настил, стволы деревьев, среди затихших наблюдателей бродят девушки и девочки, все в голубом. Морозный лес, в который волшебным образом преображается фойе, наполнен звуками. Оцепеневшая от боли Дарья спряталась в углу, не участвуя в хороводах и причетах.
Дарья Яны Енжаевой красива, стройна, статна. Та самая русская девица из сказок с длинной косой и строгим взглядом, сильная и волевая. Все происходящее вокруг – ее рассказ, частички ее голоса и души. Здесь нет рассказчиков или других персонажей, все девушки – Дарья, все девочки – тоже она. Расколотая на части душа. Плачущая, смеющаяся, разучившаяся дышать. Самый эмоционально сложный момент – песня Дарьи, без слов и нот, но исполняемая строго по листку партитуры – она основана на стонах и хрипах, кашле и дыхании. Дарья пытается снова начать дышать, выхаркивая боль как тяжело раненый зверь.
Нас проводят по всему пространству театра: из фойе зрителей почти за руку ведут в Основной зал, где уже находится оркестр, а сами кресла затянуты полотном савана. В него закутывается и сама Дарья. Там же она танцует так похожий на фламенко танец, выплескивая, выстукивая боль. Там же, убежав за музыкантов, поет свою песнь.
Из Основного снова через фойе мы попадаем в Малый зал, где уже ждет нас ледяная плита в круговом обрамлении своих же осколков. Зритель словно оказывается на древнем обряде прощания. Здесь Дарья находит успокоение, а мы прощаемся с ней.
Мы снова в фойе, и снова звучит хоровое «Здесь только камни не плачут». Не сразу понятно, что спектакль окончен. Да, действие закольцевалось, но ты как зритель настолько привыкаешь, что тебя направляют, что ждешь какого-то сигнала и в финале. Здесь не будет аплодисментов или выхода на поклоны: хор звучит пока не уйдут зрители, не выйдут из оцепенения смерти обратно в бурлящий город.
Невольно все это время вспоминаешь о Дмитрии Брусникине, и ассоциируешь Марину Брусникину с некрасовской Дарьей. И сама Марина рассказывает, что идея постановки жила достаточно долго и именно после того, как Брусникин посоветовался с Теодором Курентзисом, был приглашен в соавторы композитор Алексей Сюмак. Этот спектакль как посвящение и признание в любви, совместное переживание. Театр прощается с Дмитрием, зритель тоже.
Текст Ольга Шишорина
NO COMMENT