Диана Вишнёва желания публики знает. Знает, чем удивить и как угодить. Потому её фестиваль Context. Diana Vishneva ежегодно не только открывает новые имена и знакомит зрителя с возможным будущим современной хореографии, но и делает ближе громкие имена её настоящего. И Хофеш Шехтер – одно из них. В рамках программы фестиваля 2019 публика обеих столиц увидела его “Grand Finale” – спектакль, рождающий весь спектр эмоций и чувств: от полного транса до животных всплесков и почти неконтролируемого желания присоединиться к танцующим.

Хофеш Шехтер – израильтянин, вот уже более пятнадцати лет работающий в Великобритании, давно и заслуженно вписал своё имя в скрижали адептов современной хореографии. Его постановка “Grand Finale” уже снискала славу на западных сценах и вот добралась до России.

Музыку нужно разобрать отдельно, ведь она не так проста. И лучше с этого разбора и начать. Ведь в “Grand Finale” именно музыка расставляет главные акценты и порой хочет полностью забрать внимание на себя, скрыв за своей пеленой танцовщиков. Написанная Хофешем Шехтером в соавторстве с Нелл Кэтчпол и Яроном Энглером, пропустившая сквозь себя фрагменты произведений Франца Легара и Петра Ильича Чайковского, музыка звучит несколькими слоями. Электронные отголоски – тяжёлый фундамент, на котором то одним пластом, то несколькими лежат живое исполнение музыкантами на сцене и запись классических мелодий. Каждый раз при многоуровневом звучании любопытно разбирать музыку на составляющие. И каждый раз это удаётся: тяжёлый ровный граунд легко отделяется от ритмичных и более лёгких звучаний. Иногда пласт всего один: и это попеременно то электронная музыка, то её более старшие и более классические сородичи.

Спектакль поначалу затянут дымкой, обволакивающей и обтягивающей исполнителей, как будто даже заменяя им кожу. А эта дымка в свою очередь окутана музыкой, которая вначале двухслойная, насквозь и очень жирно прошитая палящим монотонном электронным жужжанием. Именно от его разрушающих звуков организаторы перед спектаклем предусмотрительно выдают всем желающим беруши. И хотя желающих взять беруши оказалось достаточно, вряд ли много нашлось тех, кто ими всё же воспользовался. А те, кто воспользовались, скорее всего не ощутили тот лёгкий транс, в который этот граундовый звук погружает – транс с легким привкусом сжатых барабанных перепонок. Пронзающий электронный звук иногда отступает и выводит вперёд музыкантов. Во всём этом и живёт движение танцовщиков: резкое, энергичное, меняющееся, с какими-то дикими и почти животными отголосками, превращающими людей в марионеток и тряпичных кукол, которых успешно таскают по сцене и вертят в руках, оставляя им только одну возможность – безжизненно болтать конечностями.

Среди танцевальных фрагментов первой части, которые и не связаны между собой, с одной стороны, и вытекают один из другого, с другой стороны, мощно выделяются три сцены. Одна из них в свою очередь делится на две половинки, на контрасте сменяющие друг друга, – практически полное растворение танцовщиков в темноте, оставляющей лишь перемешивающиеся силуэты, а затем почти такое же полное погружение в белую световую патоку, в которой тонут их тела. Другой момент – поющие танцовщики, замершие на сцене, и затерявшийся среди них тот, кто лишь в немом крике открыл рот и поднял руки. Вам не зря кажется, что всё достаточно мрачно. Да, первая часть усиленно нагнетает этот мрак. Лишь её финал, в котором исполнители буквально купаются в идущем «с неба» дожде из мыльных пузырей под утончённо звучащую классику, фактически рассевает мглу и приносит свет и буквально, и образно.

Первая часть заканчивается, уведя танцовщиков за кулисы и сосредоточив внимание на музыкантах. Но ещё больше они его заберут в антракте, в котором будут встречать возвращающуюся публику собственной интерпретацией знакомых мелодий, намешанных одновременно из классики, блюза и даже «Калинки-малинки».

Вторая часть “Grand Finale” несёт в себе более тёплые эмоциональные оттенки в музыке, которые сменяются куда более дикими танцами, чем это было до антракта. Но дикость эта – не дикость животного мира. Это дикость человеческих эмоций, дикость, проявляемая каждым, дикость, при которой накопленный внутри огонь жаждет освобождения и находит его.

Зрители тоже копили свой огонь и выплеснули его сполна стоячими овациями, которых у вечно критически настроенной московской публики допросишься не часто.

Текст Юлия Фокина