Театр Вахтангова снова обратился к малой прозе и вслед за рассказами Платонова представил публике “Превращение” Кафки. Новелла считается во всем творчестве писателя одним из самых загадочных и известных его творений. Она будоражит внимание: эта вещь достаточно часто ставилась на сцене или экранизировалась. При этом сохранилась подсказка-завещание для желающих ее трактовать от самого автора: в письме к художнику, который должен был иллюстрировать первое издание, Кафка писал, что изображать насекомое ни в коем случае нельзя, даже на заднем плане.
Спектакль, вошедший в репертуар Симоновской сцены, создан в сотрудничестве с Гете-Институтом. Постановку осуществил немецкий режиссер Йозуа Рёзинг, за музыкальное сопровождение отвечает Тис Мюнтер. Их творческий тандем известен по постановкам в Дойчес театр (Берлин), театре города Регенсбург и Штудиобюне (Киль). За сценографию отвечает главный художник театра Максим Обрезков. Их сотрудничество дало Вахтанговскому театру новый опыт, и спектакль во многом выделяется из общей репертуарной стилистики.
Как известно, Симоновская сцена состоит из двух пространств. Зритель «Превращения» проходит по красной дорожке через сцены обоих и поднимается в зал. За последними закрываются стойки ограждения с бархатными красными канатами. Мы с вами в музее, где уже стоит главный экспонат – Грегор Замза (Владислав Демченко) в стеклянной витрине. Для тех, кто сомневается, рядом пояснительная табличка. Он словно наколот на булавку, с немного выпученными глазами и полной обреченностью в позе.
По очереди появляются еще четверо, и начинают историю бедного коммивояжера, маленького человечка. Все они – рассказчик – каждый на свой лад повторяет слова, меняет акценты. Все они – словно мысли Грегора – а в какой-то момент и он сам присоединяется к этому водовороту фраз. Начинается история, знакомая каждому: проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.
Постепенно проявляются и остальные персонажи рассказа: Анна Дубровская (мать), Денис Бондаренко (отец), Ася Домская/Анастасия Жданова (Грета, сестра), Василий Цыганцов (управляющий). То ли все еще мысли в голове Грегора, то ли настоящие люди, его окружающие. Сонм их голосов подавляет, порой заглушает бедного Грегора. Персонажу Демченко сопереживаешь безмерно: я люблю вас, и вы любИте меня, почему вы меня больше не любите?
Грегору нет покоя на этой маленькой сцене: он не угоден им в своей стеклянной, сжатой до минимума комнате, тем более он вызывает ужас, выйдя из нее наружу. Они пытаются запрятать куда подальше это неугодное им напоминание, а в конце все меняется местами. И вот уже обычные люди за стеклом, а Грегор оставлен в полном одиночестве: беззащитный и заброшенный. Недавняя ковровая дорожка становится его укрытием, а бархатные ленты на стойках еще одной границей с миром людей. В противовес остальным, максимально облаченным, Замза предстает перед нами с голыми руками, в жилетке, в которой его стянутое туловище немного напоминает панцирь.
Новелла очень мала, но перенаполнена смыслами и эмоциями. Усиленная техничной музыкой, резкой пластикой актеров, сменой тембров она становится какафонией вопросов в голове зрителя. Странная парадоксальная ситуация превращения в секунду меняет жизнь всей семьи, но об этой семье, конечно, сочувствуя, ты думаешь в самую последнюю очередь.
По словам режиссера одной из основных задач было сохранение текста, важно было его «не предать». Это удалось. В течение всего действия ты чувствуешь себя на страницах книги, словно слова сами с тобой разговаривают. Несценичное произведение отказавшись от образности и красок смогло не потерять себя, а, наоборот, стало более выпуклым. «Превращение» кажется грустной страшной сказкой, немного похожей на Андерсена без цензуры. Никто в ней не будет счастлив. Владиславу Демченко удивительно идет этот образ лишнего существа (вспомним здесь и его никчемного, но, в сущности, безобидного героя – Шарля Бовари в еще одном спектакле Симоновской сцены). Сопровождающая его четверка максимально сконцентрирована и слажена: сколько каждому отведено персонажей знают, наверное, лишь сами артисты.
Во имя всеобщего блага и спокойствия Грегор исключен из мира семьи, а затем изжит полностью. Любовь не безусловна, терпение человеческое ограничено. А какие аллюзии вызывает эта история у зрителя, каждый скажет за себя. Скорее всего и не скажет, ибо признаться в таких мыслях было бы ох как сложно.
Текст Ольга Шишорина
NO COMMENT