6 ноября на сцене Дворца на Яузе состоялась премьера спектакля «Норма» Максима Диденко – копродукция Театра на Малой Бронной и Мастерской Брусникина по мотивам одноименного дебютного романа Владимира Сорокина. Можно сказать, что «Норма» стала ярким и, несомненно, запоминающимся союзом не только узнаваемого режиссерского почерка Диденко, драматургии Валерия Печейкина, неординарной хореографии и вокала в исполнении брусникинцев и актеров Театра на Малой Бронной, но и бьющим точно в цель тандемом места и содержания: написанный сорок лет назад и распространявшийся подпольно в самиздате роман поставлен на главной сцене помпезного театрально-концертного дворца, перестроенного в середине прошлого века в стиле сталинского ампира в советский театр, успевшего побывать в разные годы и временным пристанищем Театра имени Моссовета, и Домом культуры Электролампового завода, в стенах которого проводились съемки культовых советских фильмов и телепередач «Голубой огонёк», а чуть позже – концерты советских рок-групп и выставки художников советского андеграунда. Такой своеобразный исторический парадокс в целом отражает происходящее на сцене и задает нужное настроение.

До предела нагруженная символами и образами «Норма» – это синтез огромного количества искусств и жанров. Здесь, в сопровождении оркестра (не то военного, не то циркового – играет он проникновенно, оглушительно и задорно одновременно), вознесшегося в поднебесье советской жизни и охраняемого бетонным забором и колючей проволокой, нормальные граждане нормального советского общества носят одинаковую одежду, регулярно в процессе своего существования принимают позы античных статуй, танцуют в конвульсиях, двигаются как марионетки, поедают – кто с жадностью, кто с отвращением – неотвратимую норму, любят (буквально и во всех смыслах) родную землю, работают, пашут, вкалывают, ходят на собрания, поют хором, обеспокоенно сообщают сотрудникам правоохранительных органов о нарушениях правопорядка, соблюдают режим, преданы государственной идеологии и выполняют свою норму – в общем, живут НОРМАльной жизнью. И только диссидент Гусев, к которому нагрянул сотрудник КГБ (Евгений Стычкин), проявляет признаки враждебности, – у него при обыске находят запрещенную рукопись под названием «Норма», которую передают молчаливому школьнику (Мария Лапшина). За прочтением этой книги школьник проводит весь свой путь, прерываясь на непродолжительные диалоги и околопатриотические песни, – и выносит в финале молчаливый приговор рукописи. По сути, вокруг запрещенной рукописной «Нормы» так или иначе построена «Норма» сценическая.

Фото Владимир Яроцкий

Постановку нельзя назвать текстоцентрической – и создатели спектакля указывают на это в программке: мол, «Норма» на сцене – она только по мотивам «Нормы» Сорокина, да и в спектакле (по крайней мере, в первом акте) – больше действия, музыки, песен, движения, чем текста, за исключением разве что воспроизведения отрывков второй части романа, повествующей о нормальной жизни среднестатистического нормального советского гражданина от рождения до смерти; однако происходящее на сцене удивительным образом (несмотря, а может быть и благодаря всей своей абсурдности, сюрреалистичности) дает представление и о жанровом разнообразии литературного первоисточника, и об идеологической канве, стилистике, приемах, образах, – помимо самого содержания (при этом «Норма» на сцене является ни в коей мере не постановкой «по роману», а разноплановым повествованием на общую тему, составленным из наиболее ярких и характерных отрывков «Нормы» Сорокина). Сам же спектакль воспринимается как единое целое света, звука, актерской игры, цифрового искусства – как пульсирующая 3D картинка, хотя все это внушительное действие, конечно, можно разобрать на сценографию, актерскую работу, пластику, оркестр, хор, проекции и прочее.

Фото Владимир Яроцкий

Жизнь советских граждан разворачивается на фоне поистине величественном и пугающем: монументальный военный мемориал из гранита, с барельефами, с выбитыми на стенах текстами патриотических песен, с огромным гербом, который подпирают с двух сторон античные спортсмены в противогазах – постепенно трансформируется. Герб в какой-то момент дополняется масонскими символами – и вот уже всевидящее око коронует композицию на сцене. Потом герб исчезает вовсе, огромная круглая крышка-дверь посреди гранитной стены поднимается, открывая тоннель с огнём в конце – и вот уже внушительный памятник становится похожим на жерло сталеплавильной печи или крематорий (вероятно, как бы представляя советским гражданам выбор – работа на благо Родины или смерть), затем превращается в темное пространство, украшенное лишь черными деревьями с облетевшими листьями, потом вдруг обрастает колосьями, початками кукурузы и прочими атрибутами плодотворного труда советского народа; а в финале спектакля принимает вид белой кафельной стены с огромным отверстием сточной трубы, нечистоты (или та самая норма) из которой большими густыми «террасами» застыли посреди сцены. От монументального памятника – к коллектору: норма – понятие временное, не статичное. Как сама жизнь, она меняется, принимая новые формы и виды, и вот сегодня становится возможным то, что раньше не приходило в голову, но неизменна лишь преданность норме: насаждение общепринятых, правильных, нормальных ценностей граждан – первостепенная задача власти. А несогласных, «пораженцев» и «вредителей» ждет незавидная участь – наказание, порицание, товарищеский суд, позор, изоляция и тяжелый труд. Или что посерьезнее.

Фото Владимир Яроцкий

Особо стоит отметить картину переписки ветерана Великой Отечественной войны с неким Мартином Алексеевичем во второй части спектакля. Здесь обнажается не только конфликт «человек-власть», но и проблема классовой ненависти, противостояния «человек vs. человек». Безымянный ветеран (Евгений Стычкин), живущий на полузаброшенной даче, пишет в Москву письма родственнику – интеллигенту, ученому Мартину Алексеевичу, рассказывая о садовых работах, жизни на природе и планах по ремонту дачи.

Фото Владимир Яроцкий

Поначалу он настроен крайне доброжелательно, всячески выказывает свое уважение к родственнику и его семейству. По ходу переписки тон обращения меняется на более прохладный. Появляются упреки, обвинения в том, что ученый не занимается физическим трудом на участке, сюда же добавляется упоминание о конфликте ветерана с племянницей Мартина Алексеевича Верой и ее мужем Николаем, далее ветеран переходит на оскорбления и матерную брань, угрожает ученому и его семье расправой, раскулачиванием, повествование становится отрывистым, бессвязным и заканчивается набором звуков, которые выкрикиваются в исступлении и конвульсиях. Диссонанс визуального ряда и текста усиливает противоречивые ощущения: в начале первого письма ветеран буквально вываливается на сцену и будто перетекает со ступени на ступень, вяло и почти безжизненно перекатываясь, дальше поднимается и переходит на шаг, затем – на бег, после чего он останавливается, и его начинают одевать в белоснежную генеральскую форму. Чем громче он выкрикивает оскорбления – тем больше парадной военной символики, цветов и знамён появляется в его окружении, а последние свои звуки он практически выплевывает в атмосфере, максимально напоминающей не то военный парад, не то чествование героев. Никогда раньше бытовая зависть и социальная агрессия не была представлена так красиво и торжественно. Классовая ненависть, вражда и презрение – отечественный гражданин привыкает ко всему, а затем начинает взращивать и пропагандировать это вокруг себя. И это тоже норма.

Максим Диденко, регулярно ставящий спектакли, в которых, так или иначе, обозначен конфликт власти, государства с одной стороны и общества, личности – с другой (его «Текст» в Театре Ермоловой, «Беги, Алиса, беги» в Театре на Таганке, «Цирк» в Театре Наций), снова представил не ретроспективу (советской жизни), а хронику современности. «Норма» Диденко – это не социально-политическая сатира на безрадостное советское прошлое, это зеркало наших дней, в котором норма трансформировалась, но продолжает объединять невидимыми скрепами общество. И вот в начале спектакля зал наполняется ностальгическим теплом и дружно подпевает Евгению Стычкину «Одинокая бродит гармонь», чуть позже повторяет тютчевское «Умом Россию не понять… в Россию можно только верить», а в финале бодро выкрикивает под собственные аплодисменты «Мама – Анархия, папа – стакан портвейна!». Разномастный культурный код, нравственный сюрреализм, противоречивая ментальность соотечественников – это тоже норма.

Фото Владимир Яроцкий

Громкая, яркая, сложная в техническом и в содержательном плане «Норма» (один текст-ребус чего стоит, не говоря о хореографии – танцы от гоу-гоу и лезгинки до «Gangnam Style», световых проекциях, сочетании несочетаемого буквально в каждой сцене) не оставит равнодушными ни поклонников творчества Максима Диденко, ни почитателей творчества Владимира Сорокина. И попытки отдельных активистов сорвать премьерные показы (что имело место 6 ноября) лишь свидетельствуют о злободневности постановки, актуальности затронутых тем и о том, что «Норма» – это наша современность, как отметил художественный руководитель Театра на Малой Бронной Константин Богомолов перед началом показа – «это сорокинская реальность, в которой мы оказались».

Билеты

Текст Алена Азаренко