Так получилось, что современный театр и современные пьесы редко затрагивают темы, по-настоящему отзывающиеся моему прошлому, моему настоящему или даже тому, что, пусть и проходит мимо меня, но вызывает интерес или является предметом моих размышлений. Именно поэтому я так люблю, когда режиссеры обращаются к классике и смотрят на нее под иным углом — в классических произведениях есть все, что близко человеку и вне остроактуального социального контекста.

Например, мои советские и постсоветские детство и юность имеют совсем немного точек соприкосновения с тем, что так живо волнует нынешнее поколение молодых, по крайней мере в том виде, в котором все это выносится на сцену. Остросоциальные вопросы мне понятны, но зачастую либо не являются частью моей жизни сейчас, либо не были актуальны ей никогда. И когда авторы концентрируют постановку вокруг актуальной для нынешнего поколения социальной темы, выводя ее на первый план, я зачастую просто не чувствую с историей пресловутого connection.

Остаются общечеловеческие проблемы, чаяния простого человека, старые как мир, очевидные и понятные всем, если убрать из уравнения вопросы актуального развития общества или динамики изменения проблем поколений. Любовь, ее отсутствие, потеря, разочарование, предательство, смерть… Что-то из списка каждый из нас либо уже пережил, либо переживет хотя бы раз в жизни. От этих проблем, от этих радостей и трагедий никому из нас не скрыться…

Новый спектакль театра «Современник» «Свидетельские показания» именно таким спектаклем для меня и оказался — вне социальных контекстов и новомодных проблем ударил под дых.

Эскиз спектакля «Свидетельские показания» молодого режиссера Андрея Маника, студента мастерской Каменьковича-Крымова в ГИТИСе, по пьесе драматурга Дмитрия Данилова, абсурдиста, автора «Человека из Подольска», был показан в рамках проекта «ПОИСК.РЕШЕНИЕ.» после чего вошел в репертуар «Современника».

Фото Сергея Петрова

Абсолютная аскетичность и в хронометраже (50 минут) и в постановочном решении — темно-серое пространство новой сцены, зрительские ряды, развернутые к ее углу, на полу лицом вниз лежит человек — он покончил с собой. Из дверей, из фойе, на технический балкон будут один за другим выходить люди, так или иначе знавшие погибшего, чьи жизни в той или иной степени соприкасались с его жизнью.

Эта тема мне, увы, близка по-настоящему. Дважды в моей жизни люди совершили поступок, который никто из их близких так и не смог и уже не сможет до конца понять и осознать. И чей поступок разделил их жизни на до и после. После, в котором остались те вопросы, на которые не будет ответа.

Фото Яны Овчинниковой

Меньше чем за час герои «Свидетельских показаний» расскажут то, что они знают о человеке однажды принявшем безвозвратное решение расстаться с жизнью. Несколько секунд свободного падения — а за ними люди, оставшиеся по ту сторону света. Они не задают вопрос «почему?», который когда-то мучил меня. Напротив, как можно догадаться по названию спектакля, они на вопросы отвечают. Мы можем только догадываться о том, кто их задает — следователь, близкий погибшего, их собственная совесть. Это и не важно. Важно то, что за все время спектакля с нами не будет говорить человек, который назвал бы погибшего другом, любимым, сыном… Ни его отчим, ни сослуживцы, ни его бывшая девушка никаких особо теплых слов о нем не скажут… Вместо этого нам представят длинный ряд бытовых фактов о покойном — жил, работал, писал книгу, был вегетарианец…

Есть ли жизнь там, где ни один человек, который повстречался на твоем жизненном пути не знает, кто ты есть на самом деле? А что, если ответ на вопрос «почему?» кроется именно в этом? Может мир, сошедший с ума настолько, что даже те, с кем ты делил дом и постель не могут сказать о тебе больше, чем скажет самая сухая автобиография, не оставляет человеку, не знающему или не желающему ни с кем настоящей близости, другого выхода кроме как уйти из этого мира навсегда?

Фото Сергея Петрова

В финале главный герой, до этого весь спектакль пролежавший ничком на сцене перед проходящими чередой свидетелями, сам расскажет свою историю. И интимности, теплоты и человеческого в ней будет не больше, чем в рассказах тех, кто остался жив… Не будет в его истории ничего, что отличало, отделяло бы этого человека от того набора качеств и функций, который выложили перед нами словоохотливые свидетели. Иногда ответа просто нет, «ничего не случилось, непочему» — скажет нам герой истории и вам предстоит самим решить, готовы ли вы довольствоваться таким выводом и готовы ли вы поверить, что так действительно может быть.

Билеты