В основу оперы «Енуфа» чешского композитора Леоша Яначека положена пьеса Габриэлы Прейссовой «Её падчерица». Премьера состоялась в 1904 году в Брно. Своё название на «Енуфа» опера изменила лишь в 1918 году после интереса со стороны Густава Малера, перевода на немецкий язык и постановки в Венской опере. Незаслуженно неизвестная в широких кругах в последние годы «Енуфа» переживает возрождение и бум постановок во всём мире. В Москве представить её публике решил Музыкальный театр К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, использовав перевод на русский язык, сделанный ещё в конце 50-х годов прошлого века Ларисой Солнцевой и Львом Михайловым в преддверии первого русского вояжа оперы.

Яначек остался верен тексту и сюжету пьесы Прейссовой. Режиссёр московской версии Александр Титель в свою очередь остался верен Яначеку. История проста и непроста одновременно: девушка любит одного, для кого она лишь несерьёзное увлечение. А тот, кто её искренне любит, прячет свои истинные чувства за маской пошлости и скабрезности. Обратная сторона: любовный треугольник оставит ей печать в виде распоротой ножом щеки и мёртвого младенца подо льдом замёрзшей реки.

Для постановки Тителя Владимир Арефьев создал весьма лаконичные декорации. Но эти декорации очень чётко говорят со зрителем. Белые стены – спокойные и меланхоличные – разрываются в одном месте, открывая зрителю водопад, воды которого не одним мощным порывом срываются вниз, а мечутся от уровня к уровню, ударяясь о выступающие камни. Так и жизнь в этой деревне: ровная и правильная, с трудом и усталостью каждый день, с песнями и плясками, когда есть повод. Но стоит раздвинуть эту рутинную жизнь и видишь, что это только внешняя оболочка. За ней скрывается обида, гложущая изнутри и толкающая на несвойственные тебе поступки, страх, меняющий твою сущность, самоотверженность и любовь, ломающая судьбы. Это – оболочка-коробочка, которой живут постановка и её герои.

Главный же элемент декораций – огромный ствол поваленного дерева, по диагонали разрезающий сцену. В первом действии он един. И главная сюжетная линия ещё едина, без надрыва. Енуфа любит и верит в счастливый конец своей истории. Только бы любимого не забрали в рекруты. Его и не забирают – деньги решают всё. Но вот только мало заботит его честь возлюбленной, над который висит угроза позора и незаконнорожденного ребёнка.

Во втором действие дерево теряет свою цельность: оно разрезано на две части, которые не соединить.

фото: И. Долгих

Так и счастье Енуфы уже не склеить. Прошли месяцы, и ребёнок рождён в тайне от всех. А её любимый помолвлен с другой. В третьем же действии расстояние между частями дерева существенно увеличивается, как оторванные друг от друга прошлое и настоящее, как символ того, что между героиней первой части и третьей – пропасть. Она уже не только брошенная любимым женщина, она – мать, потерявшая ребёнка. И именно одну из частей этого дерева хватают мужики с очевидной целью забить Енуфу до смерти, когда думают, что именно она сбросила младенца в ледяную воду. Это тоже символично: ведь именно та старая, прошлая жизнь, чуть не погубила едва возникшую надежду на жизнь новую и возможно даже счастливую.

фото: И. Долгих

Хотя это и против ожиданий, но наиболее глубокая и острая роль – не роль главной героини, а роль её мачехи – Костельнички. Образ Енуфы уже в самом начале несёт в себе предчувствие несчастья. Героиня лишь наполняется трагизмом по ходу действия, оставаясь цельной и постоянной в этом состоянии.

Костельничка же вначале предстаёт надменной и гордой, этакой крепостью, которую не сломить. Она категорична к любви своей падчерицы. Она сильна не чувством, она сильна знанием и собственным опытом. Но это образ первого действия, который не возвращается на сцену после антракта. Во втором действии на сцене женщина, оплакивающая и свою падчерицу, и свою честь. Теперь она даже может встать на колени перед тем, кто когда-то, по её мнению, был не ровня Енуфе. Теперь она сама утопает в страстях и эмоциях. Она – демон, готовый утопить младенца. В финале, пройдя через пласт безумия, она смиренно кается. И кается не только в страшном грехе детоубийства, но в любви к себе, большей, чем к Енуфе. И весь этот спектр страстей и эмоций Наталья Мурадымова собрала, сконцентрировала и отразила в своём образе. Многогранная и яркая актёрская игра, сильный и насыщенный вокал, способный тронуть до глубины души самого сухого зрителя, заслуженно принесли Наталье Золотую Маску за лучшую женскую роль.

фото: И. Долгих

Опера непростая. Но такая гармоничная и глубокая, что остаётся в памяти светлым воспоминанием. Лаконичная музыка Яначека не воспринимается в «Енуфе» как отдельный, самостоятельный элемент. Она не живёт без союза с вокалом и происходящем на сцене, а полностью растворяется в действии, сплетаясь с ним в единое целое. И точно не перетягивает внимание от исполнителей на себя. Музыка усиливает эмоции, раскрашивает сюжет в чувственные оттенки и наполняет глубиной.

В текущем сезоне «Енуфа» уже не выйдет на сцену, уступив её премьерному «Отелло» и другим ярким операм МАМТ.

Текст Юлия Фокина