Пока в Большом театре продолжался премьерный блок «Артефакт-сюиты» и «Петрушки» на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко вспомнили и обыграли новыми гранями «Чайку» Джона Ноймайера, взлетавшую уже над сценой театра в 2007 году.

Пьеса – это лишь канва для реального произведения, будь то произведение, обличённое в движения и слова на сцене, или произведение, рождённое в голове читателя. Канву Чехов соткал умело. А уж заполнить границы, очерченные русским классиком, филолог по образованию, психолог по призванию и хореограф от Бога Джон Ноймайер смог как никто другой.

Ноймайер, как и Чехов, противопоставляет классику и современность. Только у хореографа вышло острее, чем у писателя. Здесь мир театра превращён в мир балета и танца. Аркадина – балерина, Тригорин – хореограф, Нина – начинающая танцовщица, а Костя – мечтатель-идеалист, мыслящий новыми хореографическими формами. У Чехова нет победителей. У Ноймайера же классика, пусть даже высмеянная, победила и доказала право на вечность.

Сам Ноймайер говорит, что не ставил перед собой цель точно перенести на сцену творение Чехова. Он хотел перенести на сцену свои мысли и чувства, которые это произведение у него рождает. Он хотел перенести суть, а перенёс не только суть, но и пульс «Чайки».

Постановка получилась по-чеховски ароматная, выдержанная и очень тонкая. Начинается всё с подготовки к спектаклю Кости – авангардистской танцевальной постановки «Душа Чайки». Он совсем юный, ещё более наивный, чем у Чехова, но ничуть не менее искренний и влюблённый. Он верит в жизнь, в будущее, в свою Нину. Его мать всё также мало заинтересована сыном, он всё также ей непонятен. Она утешит его «детское» самолюбие и придёт на его постановку, но не сможет сдержать смех и задержать внимание. Она заставит его тянуть носок, но на самом деле так и не сможет его вытянуть.

Как это ни странно, но Костя очень похож на Аркадину: оба непоколебимы и до последнего преданы как выбранной женщине/мужчину, так и своему делу. Только Костя со своим призванием умрёт, а его мать останется в этом свой стабильном и нерушимом мире.

Первый дуэт Кости и Нины очень юн и романтичен: открытые лица, открытые движения, в каждом из которых вера, надежда, любовь. Но уже первое в буквальном смысле столкновение Нины и Тригорина подскажет даже тем, кто не знает сюжета, что сказки в конце не будет.

Второе действие уходит по сюжету за рамки чеховской истории. Ноймайер дописал хореографическим языком недостающие главы. Мы видим Нину, выступающую в театре-ревю, видим, как реальность её отлична от мечты. И снова – её встреча с Тригориным. И встреча эта ещё больше подчеркнёт, что сказки не бывать. И вот в этой полной жизни и красок обстановке Нина одинока как никогда. Пожалуй, даже ещё более одинока, чем окажется в финале. Вокруг неё танцует музыка, а она лишь может улыбнуться своей потерянной мечте. А рядом на сцене, но на самом деле так далеко от неё, всё тот же Костя с его мечтой и бумажной чайкой.

Во втором действии Ноймайер от души посмеялся над классическим балетом, собрав в один флакон все образы-клише в исполнении Аркадиной и Тригорина. И это единственная небольшая разрядка, которая даёт зрителю возможность выдохнуть и набраться эмоциональных сил перед пробирающими душу финальными аккордами.

Спектакль очень многогранен. Здесь нет второстепенных героев. И влюблённая в Костю Маша, и любящий её Медведенко, и давно потерявшая голову Полина Андреевна, и почти совсем равнодушный к ней Дорн, и старый дядя Сорин – все занимают свою неприкосновенную нишу. Убрать хоть одного из них – другой спектакль.

Если говорить о хореографии, то тут автор верен себе. Он не герой массовых сцен, он герой чувственных дуэтов. И чувственность эта не про эротику, а про психологизм. В каждом движении, прикосновении танцовщиков друг к другу раскрываются душа, любовь и боль, мечты, утраты и надежды. Перед глазами не танец, а настоящее откровение, которое буквально оскверняешь тем, что «подсмотрел».

На сцене всё время спектакль в спектакле: Костина первая «проба пера», показанная зрителям, театр-ревю и начинания Нины, блеск с примесью гротеска Аркадиной и Тригорина и, главное, последний, так и не сыгранный зрителям, но воспетый его душой, спектакль Кости. И главная декорация – сцена. Так символично и глубоко обыграна смерть Кости. Чехов увёл её за кулисы, спрятав от глаз зрителей. Ноймайер подчеркнул и замедлил её темп: медленно и жутко непонятый романтик исчезает под этой самой сценой. А жизнь вокруг при этом продолжается, как бы показывая, что любому современному искусству место в истории – мгновение. Но зато какое яркое!

Афиша пока молчит о следующем блоке, но мы ждём и верим в весну 

Текст Юлия Фокина