Владимир Панков поставил на сцене Центра драматургии и режиссуры «Однорукого из Спокана» по одноименному произведению ирландского писателя Мартина Макдонаха – одного из самых популярных драматургов современности. В оригинале это история о человеке, посвятившем большую часть своей жизни поиску своей отрезанной левой руки, оказавшемся по ряду причин в гостиничном номере с незадачливой парочкой молодых наркоторговцев – Мэрилин и Тоби, и с портье по имени Мервин. У режиссера Владимира Панкова и художника-постановщика Максима Обрезкова из этой истории вышла костюмированная музыкальная черная комедия с элементами трагифарса и триллера – шумная, громкая, разудалая и при этом уютная.
За уют и почти домашнюю обстановку отвечают большая двуспальная кровать с подушками, тумбочками, светильниками, – в центре сцены, и гигантская панда (Александр Занин), которая неспешно то передвигается по сцене, то плюхается на кровать, – выступая то в роли рассказчика, то в качестве участника – как бы незримого, но при этом в самой гуще событий.
Музыка в этом спектакле – не фон и не канва, а полноценный участник и временами повествователь. Музыка тут порой красноречивее слов. Честно говоря, не припомню, когда в последний раз в драматическом театре было так музыкально и оттого по-особому живо. Музыканты SounDrama Studio в костюмах лепреконов наполняют действие то ирландской фольклорной музыкой, то афроамериканскими госпелами, то американскими ретро-мелодиями. Хор горничных (в исполнении стажёрской группы ЦДР) с выбеленными лицами, оттого похожих не то на гейш, не то на растиражированную Красную королеву из фильма Тима Бёртона про Алису, тоже творят на сцене невообразимые вещи, не сочетающиеся с образом эталонной горничной – в белом переднике и с накрахмаленным воротничком (будто из кадров старого голливудского фильма): они бьют в этнические барабаны, поют на неизвестных языках, кажется, ритуальные песнопения, собирают разбросанные руки, танцуют с ними и размахивают ими, пакуют кактусы в старомодные чемоданы, лежат на полу с тарелками под головой вместо подушек, пищат, бегают в панике, изображают то госпел хор, то вдруг (в «Прим.ред» в глубине сцены) – объятых пламенем сектантов из Уэйко…
В то же время, происходящее на сцене стилистически знакомо, в общем-то, почти каждому зрителю: образы, жесты, манеры общения, словечки. В Мервине угадываются черты портье из фильма «Четыре комнаты», Кармайкл (однорукий в исполнении Андрея Заводюка) сдержанностью и хладнокровием чем-то напоминает «чистильщика» Вульфа из «Криминального чтива», между всеми четырьмя героями то и дело проскальзывают в диалогах неполиткорректные обороты, которых немало в черных комедиях Тарантино. Особенно изобилует крепкими выражениями и нелицеприятными словечками речь Кармайкла. И на то у него есть причины. Человек, в подростковом возрасте познавший несправедливые страдания, страшную физическую боль и потерю руки, всю свою жизнь посвящает не только поискам этой самой отрезанной руки, но мести обидчикам за содеянное. Он как судья – карает, раздает по заслугам, как ребенок – ищет, отчаивается, злится, снова настырно, одержимо ищет, как Создатель – распоряжается жизнями, как потерявший человек – ищет то, что принадлежит ему по праву. И уже очевидно, что за давностью лет нет никакой утилитарной цели в этом самозабвенном поиске, но Кармайклу важна не сама рука, ему важно вернуть то, что у него забрали. Это – ЕГО РУКА. Вот и весь смысл его ежедневных поисков и перемещений по всему свету. Отрезанная рука – символ потерянного покоя, украденного предназначения человека, жизни наперекосяк, это потеря самого себя, его культя – изъян не только физический, но и нравственный, ведь после того случая в семнадцать лет парень из Спокана не жил обычной жизнью как все остальные. И поиски Кармайкла без желанной находки – страдание без утешения, жажда без утоления, монотонные поиски с жертвами и страшным коллекционированием.
Тоби (Алексей Лысенко) с Мэрилин (Александра Бортич) счастливчиками тоже не назовешь. Молодые ребята с простым желанием заработать и думать не могли, чем закончится для них это, как им казалось, выгодное и простое дельце. Портье Мервин (Павел Акимкин), откровенно говоря, тоже так себе устроился в жизни: то в боксерских трусах и перчатках, то в объятиях Гигантской панды он рассказывает про свой непростой путь, который привел его в этот отель на эту работу.
Владимир Панков заставляет сочувствовать каждому из четырех героев. Каждый по-своему жертва, каждый что-то или кого-то потерял, от чего-то бежит или воздерживается. Жалко всех.
Зрители, знакомые с произведениями Макдонаха и особенно с театральными постановками по ним («Человек-подушка» в МХТ, «Однорукий из Спокана» в Сатириконе), вероятно, не будут шокированы проблематикой произведения, натуралистичным и подробным описанием отдельных, мягко говоря, не слишком привлекательных сцен, нет-нет да и проскальзывающими ругательствами, расистскими высказываниями, и, возможно, будут позабавлены многими эпизодами. Такой зритель получит удовольствие от музыки, танцев, интересной хореографии, актерской игры и режиссерских приемов, будто перекочевавших из киноиндустрии в театр. Не привыкший к стилю и языку Макдонаха зритель, вполне возможно, будет несколько обескуражен происходящим, в особенности вываливающимся из чемодана и в дальнейшем разбрасываемым реквизитом. Но совершенно точно – «Однорукий из Спокана» на сцене ЦДР любого зрителя не оставит равнодушным и запомнится как ярчайшая музыкальная постановка и примечательный образец современной зарубежной драматургии, изобретательно и неординарно перенесенный на российскую сцену.
Текст Алена Азаренко
фото: teatrcdr.ru
NO COMMENT