Темная сцена, лишь яркими вспышками освещены стоящие на ней актеры в черных костюмах. Они будут говорить словами знакомых еще со школьной скамьи персонажей, они будут петь советские песни, читать стихи, танцевать, сходить с ума, видеть ночные кошмары и и жить в них — это все «Город.Женитьба.Гоголь» в постановке Юрия Бутусова.

Почерк режиссера узнается сразу, да и как иначе, если он уже стал легендарным, и даже цитаты из него, заимствованные другими режиссерами, считываешь как дважды два. Тут и гипертрофия ночного кошмара, и перестановка местами героев и сцен, и цитаты из других произведений Гоголя, из чужих стихов, статей и писем. И даже слово «Город» выведено в названии не случайно — Санкт-Петербург присутствует в спектакле не просто как место действия, но и как набор прекрасных и знакомых всем клише, вроде пышек или дам в костюмах екатерининской эпохи на Дворцовой площади.

Но вот парадокс — то, что всегда безошибочно удавалось Бутусову в других его спектаклях (как бы он не перекраивал сюжет и не менял все местами, сколько бы песен и отсылок к сторонним литературным или иным источникам не внедрял в спектакль), так это в конце концов выстраивать все в четкую картину и авторский посыл, как кусочки головоломки выстраиваются в конце концов в финальный рисунок. А вот тут увы. Мысль автора мелькала как фонарь в темном пространстве повествования (в прямом смысле слова — сцена освещена крайне скудно), но финальной вспышки света, после которой начинаешь различать четкие и яркие силуэты, не произошло.

Без сомнения, удачны актерские работы — дело привычное для Бутусова, мастерски умеющего собрать команду, где каждый выдает свой максимум не только за себя, но и «за того парня». Гоголевские женихи предстают перед нами классическими портретами мужчин, у каждого из которых свой идеал женщины и межполовых отношений, увы недостижимый, и оттого таким мучительным делающий поиск кого-то, к кому можно будет прибиться.

Главным же героем действия выведен не Подколесин, а Кочкарев (в исполнении Сергея Перегудова), который хочет не столько женить главного героя, сколько пытается заставить его сбросить с себя удобную комфортную, но удушающую клетку комплексов, неуверенности, страха, и идти в жизнь, к этой женщине. Он кричит, умоляет, унижает, и в конечном итоге понимаешь — Кочкарев выведен как внутренний голос, чертик на плече, мучающее и мучающееся альтер эго главного героя, и вот в этот момент, когда и ждешь от режиссера того самого хлесткого, последнего удара, который расставит точки над и и соберет эти карты в карточный домик, фокуса не происходит. И это тот случай, когда количество вопросов, которыми задаешься после спектакля, говорит совсем не в его пользу.